Глава №9
У КОГО ЛАДОНИ «ДЕРЖАТ».
Есть у штангистов такое выражение: «держат»
ладони. То есть кожа на них не рвется, когда жесткая насечка стального
грифа в нее впивается, как рашпиль. Это очень неприятно — сорвать
мозоль, а на соревнованиях вдобавок и небезопасно. Можно от боли и
неожиданности «спалить» важную попытку. Да и настроение вряд ли
поднимется, если у тебя на ладони — свежая ссадина. Короче говоря, такой
вроде бы пустяк портит нам жизнь, и немногие избегают этой неприятности.
Не буду хвастать чем-то другим, но этим могу: я таких травм не знаю.
Что-что, а ладони у меня «держат». Почему им не держать, если с детских
лет в этих ладонях по многу тысяч раз прокручивал рукоятки вил, граблей,
лопат и прочего нехитрого сельского инструмента?
У меня вообще с детства заложена неплохая база,
чтобы держать удары судьбы. Рос все-таки не в оранжерее, а, пожалуй,
ближе к проселочной дороге. Чего-чего, а простора у нас хватало: налево
— степь, направо — степь. Казахстан! Дома нас, пацанов, никто особенно
удерживать не собирался: когда в семье семеро детей, а изба не слишком
велика, свежий воздух для них, бесспорно, всего полезнее. Как с нами
нянчились, я понял, когда сам стал вроде няньки. Родители наказывают:
смотри за младшим братишкой! У товарища, моего одногодка, такое же
задание. Лето, жара. Мы тащим через село коляски на деревянных
кружочках, прожженных в середине — колесах. Тащим, понятно, к пустырю и
здесь сдвигаем вместе: вы, ребята, пока поговорите, а у нас свои дела.
Ну и пошла игра в бабки. Разве тут до детей? Их в тень порой забываешь
передвинуть. Молоко в бутылочках прокисло, братишки наши с ног до головы
мокрые — а мы играем...
Скучновато, конечно, было в нашем селе
Нагорном, что в Кокчетавской области. Школа маленькая. Первый, третий и
пятый классы учатся вместе.
По части развлечений и совсем туго дело.
Развлекались сами, как умели. В войну играли: штаб у нас был и все
прочее. Соседняя улица — вечный противник. В пятом классе у меня было
приличное звание — полковник. Ясно, что на своей улице я командовал
войсками. Погоны у меня бумажные, на боку сабля из обруча, я ее сам
отбивал в кузне молотком, чтобы упругая была. Соответственно и другие
экипированы.
Случались и битвы, хотя, конечно, не часто.
Выручали книги. Их не в избытке было, но все же. Читать я научился еще
до школы, со старшими сестрами вместе проходил эту науку. Все, что было
в сельской и школьной библиотеке, прочел, кажется, к пятому классу, в
том числе и брошюры и журналы. Выбирать не приходилось. Карту мира знал
чуть не наизусть — вот уж не гадал, что когда-либо я его вдоль и поперек
изъезжу. И вот однажды попалась мне книжонка про закаливание организма.
Закаливание мне было абсолютно необходимо. Ну, мало ли на что! Вот мы
позавчера, допустим, в мартовский день, подходим с другом Витькой к
нашей речке. А она полноводная, посмотреть приятно.
— Ну что? — говорю. — Искупаемся, пока воды
много? А то летом пересохнет — неинтересно.
Разделись мы на свежем ветерке, бултыхнулись,
вылетели скрюченные, оделись, дальше пошли. Как же без закаливания?
Так вот, прочел я про пользу разных процедур и
принял меры. Водой обливался, летом тени не искал, а зимой приловчился
бегать вокруг дома в трусиках и в валенках. Влетаю в избу и тут же
получаю массаж — веником от мамы. Она очень боялась, чтобы я «кости не
простудил», как это случилось в раннем детстве: почти полгода однажды не
ходил. Потом забылось, стал даже быстро бегать. Но если бы Елизавета
Рудольфовна знала, какими процедурами занимается ее сын в школе... На
большой переменке я нередко затевал с кем-либо спор, что босиком пробегу
вокруг здания по глубокому снегу. Предмет спора — бутерброды. Я их не
имел привычки брать из дому, да они, честно сказать, не всегда и были.
Но благодаря собственной системе закаливания организма без завтрака в
школе не оставался. Глупый был, системы никакой не придерживался, но
крестьянская здоровая натура выручала.
С 11 лет я уже зарабатывал деньги, вносил
скромную долю в бюджет семьи. Например, вдвоем со старшим братом
отвозили подводами пшеницу от комбайна: он — на лошади, я — на быках. Ну
а через пару лет на сенокосе с меня спрос уже был ничуть не меньше, чем
со взрослых. Но всего больше любил технику, тут отцовская школа, он ведь
тракторист. Бывало, зовут Адама Владимировича — мол, что-то в моторе
барахлит. Отец заведет трактор, послушает — и почти без ошибок
определяет, где дефект.
Ну и меня приучал к трактору. Хотя я сам за
отцом готов был куда угодно следовать как собачонка: в мастерскую, в
поле. Ночь без сна — не беда, на любые муки соглашался, только бы
вместе. В четвертом классе уже трактор водил свободно. На весенней
пахоте народу, как всегда, не хватало, отцу приходилось работать и днем
и ночью. Устанет, конечно,— ну и выпрошу у него рычаги. Начинаю пахать,
а отец рядом сидит, отдыхает. Видит, что у меня вроде нормально
получается: огрехов нет. Дело совсем не простое, ведь правая гусеница
должна идти по вспаханной борозде; одновременно и в пахоту нельзя
залезать. Утром агроном загонку проверяет — вспашка нормальная. Делает
вид, будто не знает, что мальчишка пахал.
Ну а в 14 лет мне уже вполне доверяли рычаги
трактора во время уборочной страды.
Даже считался большим специалистом по настройке
зубчатых втулок, звали и взрослые и ребята. Работа шла всерьез, весь
световой день: в половине четвертого утра подъем, в 11 вечера темнеет,
отбой. Днем, правда, в самое пекло, спали два-три часа. Вот в это время
я уже зарабатывал чуть ли не больше всех в семье, чем очень гордился. На
вилах работал, ручная подборка валков — нелегкое дело. Но, впрочем,
чистить конюшни или рубить зимой в яме силос ничуть не легче, а я
справлялся. Вот они у меня и «держат» до сих пор, ладони-то.
Так что над развитием выносливости мне как
спортсмену специально работать почти не приходилось — в этом могу
признаться. Она вырабатывалась сама собою в те времена, о которых
рассказываю. И в дальнейшем не подводила.
Наверное, в деревне не оставалось профессии,
которой бы я хоть немного не занимался. Кузница всегда привлекает
мальчишек, и я вертелся там постоянно. Со временем кузнец начал поручать
кое-какую работенку. И я, например, сам выковал себе гимнастические
кольца. Привязал их к ветке огромной шелковницы, что росла у нас во
дворе (к этому времени семья переехала в Краснодарский край) и висел на
них по полдня. Вообще под этой шелковницей я жил с ранней весны до
поздней осени: подвешивал к ней гамак, и там мне прекрасно спалось, на
свежем воздухе. Плохо только, что в июне ходил весь в подозрительных
синих пятнах: ягоды падали ночью прямо на постель.
Штангой, приходится признать, я своих ребят не
увлек. Не сумел. Хотя сам уже давненько ею заболел. С чего началось? А
все с той же школьной библиотеки. В одном журнале вычитал статью про
штангиста, рекордсмена мира Сергея Лопатина. Что это за вид спорта,
понятия не имел. Поднимают штангу — это ясно, но как? Лопатин стоял на
снимке в упругой, полной скрытой мощи позиции. Подпись гласила, что он
готовился выполнить рывок. Долго гадал, что это за рывок такой. Слово
мне это очень понравилось, статья понравилась — там говорилось о том,
сколько труда и упорства приложил спортсмен, чтобы достичь высоких
вершин. Насчет труда и упорства уже хорошо понимал, тут меня не
испугаешь. Но больше всего понравился сам Лопатин.
Ну а потом на сабантуе, казахском празднике
урожая, впервые увидел соревнования по тяжелой атлетике. На самодельный
помост приглашались все желающие, и таковых нашлось немало. Стоит ли
говорить, что я устроился чуть ли не на самом помосте и боялся
пропустить малейшее движение силачей. Люди поднимают огромный вес, да
как ловко! Вот он тебе — рывок! А вот и толчок! К полному моему
восторгу, победил наш учитель физкультуры, Юрий Наскрипняк. Крепкий
парень, вчерашний солдат. Он толкнул сто килограммов! Это показалось мне
немыслимо много.
И если до этого у меня к штанге только
зарождался интерес, то теперь всерьез заболел ею. Не теряя времени,
приволок во двор пару железных колес, насадил их нa лом — вот тебе и
штанга.
Хуже обстояло дело с теорией. Но неожиданно и
здесь повезло: у соседского мальчишки обнаружилась книжка из серии
«Трибуна мастеров» издательства «Физкультура и спорт». Там были
кинограммы упражнений наших знаменитых штангистов, комментарии
специалистов — Аркадия Воробьева, Рудольфа Плюкфельдера. Имя
Плюкфельдера уже было мне знакомо, оно те годы не сходило со спортивных
рубрик. Вот только не мог я знать, что когда-то буду учеником Рудольфа
Владимировича. Хозяин книжки, вряд ли ею до этого дороживший, заметив,
какой хваткой я в нее вцепился, затребовал несколько моих лучших
голубей.
Я их и сейчас люблю, этих прекрасных птиц, а
тогда они занимали очень большое место в нашей жизни. Из школы несешься
галопом — и прямо на чердак, к своим любимцам. Каких только у меня не
было — и трубачи, "турманы, и важные «дутыши», и «черновые» — они
заманивали чужих птиц... Однако скупиться не приходилось — книга была
мне нужна позарез.
Она, эта тоненькая книжка, долгое время
сопровождала меня и в армии и после службы. Так что часто приходилось
«советоваться» с Воробьевым и Плюкфельдером.
Никогда, наверное, не забуду тот день, когда
впервые прикоснулся к грифу настоящей штанги. Это было в 1966 году,
зимой. Учился в одиннадцатом классе, всегда, с нетерпением ждал большой
перемены, чтобы хоть на минутку заскочить в спортзал. Уроки физкультуры
не могли унять энергию, которая прямо била из меня ключом: что значит
два занятия в неделю по общей программе, когда я уже мог много раз
подряд выжать одной рукой пудовую гирю!
Как водится, мы с несколькими приятелями,
ворвавшись в спортзал, что совершенно не поощрялось учителями, — кто с
мячом, кто на гимнастической стенке — отводили душу. Вдруг дверь
распахнулась. Двое рабочих внесли в зал что-то длинное и, похоже,
тяжелое. Присмотрелся — и сердце зашлось. Это была штанга! Новенькая,
ленинградская. Она оказалась просто красавицей, когда я в считанные
минуты очистил ее, к удовольствию рабочих, от упаковки и густой смазки.
Терпения у меня не оставалось ни грамма. Начал
упрашивать пришедшего в зал учителя физкультуры Юрия Алексеевича
Одинцова разрешить мне хоть раз поднять снаряд. Горячо доказывал, что у
меня есть дома своя, самодельная штанга и, стало быть, не новичок я в
тяжелой атлетике.
Поколебавшись, он сказал:
— Ну, давай!
Весь дрожа от восторга, я вырвал, как сейчас
помню, 50 килограммов и толкнул 55. А вот выжал совсем мало — 37,5
килограмма. К моему удивлению, эта штанга оказалась вовсе не такой
послушной, как моя. Еще бы, в ней мягко прокручивался гриф, а мой лом
между колесами крепился наглухо, и к этому я привык.
Когда я без устали махал дома гантелями,
растягивал эспандер, висел на ветках шелковницы, часто ловил на себе
недоуменные взгляды матери,— мол, зачем тебе это нужно? Сам себе никогда
такой вопрос не задавал. Мне бессознательно нравилось нагружать свой
организм, заставляя его по-настоящему работать. Но никогда не мог себе
представить, к какому счастью это может привести. Счастьем этим
оказались соревнования. Мне, правда, приходилось прежде выступать и в
беге и в прыжках, но как можно сравнить их со стартом в том виде спорта,
к которому ты прикипел сердцем? А я уже чувствовал, что безвозвратно
принадлежу штанге.
Юрий Алексеевич неплохо разбирался в тяжелой
атлетике, что не так уж часто встречается среди школьных педагогов. Он
даже согласился вести секцию молодых штангистов. Безусловно, первым в
нее записался я.
13 января 1966 года мы провели первую
тренировку — это помню абсолютно точно, потому что не мог дождаться
конца зимних каникул. Тренировки проходили после уроков. Село мое
находилось в 15 километрах от школы, туда ребят отвозили после занятий
на машине. И, поскольку ждать конца моей тренировки никто не собирался,
три раза в неделю я топал домой пешком, го, однако, ни в коей мере не
охладило моего спортивного пыла.
Удивительные вещи раскрывал перед нами тренер!
Оказывается, чтобы росла сила, вовсе не обязательно заниматься с
предельными весами. Гораздо эффективнее их разнообразить. И вообще на
каждую тренировку задания даются разные. Я о таких тонкостях понятия
имел, но запоминал сразу. Вижу — с каждым днем сила прибавляется, и
растет вера в слова учителя, начинаешь прислушиваться к каждому его
совету. Пожалуй, нельзя сказать, что Юрий Алексеевич Одинцов — мой
первый тренер, потому что занимался я у него всего один месяц. Но
наверняка он мой первый наставник в тяжёлой атлетике. Я глубоко
благодарен этому человеку. Он и сейчас работает в школе совхоза «Киров»,
и когда бываю там, непременно навещаю Юрия Алексеевича.
13 февраля в станице Прочноокопской проходило
первенство района среди профтехучилищ. Мне повезло — за всю историю
района это были первые соревнования по тяжелой атлетике. Преподаватель
физкультуры Прочноокопского профтехучилища оказался большим любителем
тяжелой атлетики и даже спортивным судьей. И хотя я не имел к
профтехучилищам никакого отношении, все же явился на соревнования. К ним
допускались все желающие, и таких было немало. Например, в полусреднем
весе выступал мой знакомый, Володя Водянов, недавно вернувшийся из
армии. Володя имел второй разряд и вызвался давать мне советы.
Это было очень даже кстати, потому что правила
соревнований я знал весьма приблизительно. Но, не смущаясь, заявил
начальные веса: в жиме 70 килограммов, в рывке — 75, в толчке—100. Это
были лучшие результаты, которые я показывал на тренировках. Думал, что
именно так и положено выступать.
Тактику выступления я тоже замышлял довольно
своеобразную: прибавлять к штанге по 2,5 килограмма и поднимать, пока,
хватит сил. И, кроме того, был уверен, что к каждому весу можно делать
три подхода — ну как, допустим, при прыжках в высоту.
Спасибо Володе — он мне быстро объяснил что к
чему. Оказалось, в каждом движении дается всего три подхода, исходя из
этого и надо заказывать веса. Тем не менее менять первоначальную заявку
я не захотел. Очень волновался, когда впервые вышел на помост, чтобы
выжать эти 70 килограммов. Сам я в то время весил 66 килограммов и
выступал в легкой весовой категории.
К моему удивлению, почти не почувствовал веса
штанги. Услышал только команду судьи «Опустить!». Он вообще, наш судья,
видя, что половина выступающих — зеленые новички, даже в ладони не
хлопал, а говорил «можно», чтобы понятнее было. Поразмыслив, добавил я
еще 5 килограммов. И снова выжал. Остановился на 77,5. Теперь уже
немного понял правила. Понял, кроме того, что на соревнованиях поднимать
штангу значительно интереснее и даже легче, чем на тренировках— в азарте
сил прибавляется! В рывке поднял последовательно 75, 80, 82,5 килограмма
и остался очень доволен собой. Но тут Володя подсказал мне, что если
возьму в толчке 112,5, то выполню второй спортивный разряд.
Я не поверил.
- Юношеский?
- Нет, спортивный. Ну, «взрослый», как ты
говоришь.
Второй разряд я пожелал выполнить, не
откладывая; в долгий ящик — во второй попытке. Она оказалась удачной.
Тут я вошел во вкус борьбы. Для того чтобы играть соревнования
легковесов, мне было достаточно. добавить к этому результату всего 2,5
килограмма! Эти килограммы не казались мне большой прибавкой, мою победу
они гарантировали. Я решил не зарываться, а когда поднял 115
килограммов, восторгу моему не было предела.
— Видишь, как у тебя ловко получилось! —
похвалил Володя. — Первые в жизни соревнования — и так четко работал, на
девять подходов. Такое не каждому удается, даже мастерам спорта!
Но этому я уж не поверил. Чтобы мастерам не
удавалось то, что смог я, мальчишка?
Увы, время показало, что Володя был совершенно
прав. В дальнейшем не раз убеждался в этом на собственном, порою очень
горьком опыте, даже тогда, когда стал заслуженным мастером спорта.
Победителям соревнований вручали очень, на мой
взгляд, красивые значки общества «Урожай». Я был бы не прочь появиться в
школе с такой наградой на груди, здесь меня подстерегало разочарование:
поскольку выступал вне конкурса, значок мне не дали. На следующее утро,
как всегда, школьный день начался с линейки. Неожиданно услышал свою
фамилию.
— Вызывают,— подтолкнули меня сзади. Я сделал
шаг вперед, размышляя, за какую провинность будет «чистка». К сожалению,
такое случалось, довольно часто. Виной обычно бывали моя излишняя
энергия да еще упрямство.
Но вместо этого наш строгий директор
торжественно зачитал благодарность учащемуся одиннадцатого класса Давиду
Ригерту, занявшему первое место в. районных соревнованиях «среди
взрослых штангистов». Так я впервые узнал, что успехи в спорте быстро
становятся общеизвестны, и целый день купался в лучах славы.
На этом, к сожалению, и закончились мои
школьные занятия тяжелой атлетикой. Провели мы, правда, еще две-три
тренировки, но... Приближалась весна. Не за горами выпускные экзамены, а
мне хотелось сдать их как можно лучше — я ведь собирался поступать в
летное училище. Но этим надеждам не суждено было сбыться: я не прошел
медицинскую комиссию из-за сломанного носа.
Причиной был случай очень неприятный. Среди
бела дня появился у нас в деревне какой-то залетный пьяный ухарь. Начал
приставать к нашим старшеклассницам, визг, крик. Взрослых, как назло,
поблизости не оказалось, пришлось мне его урезонивать. Пытался вразумить
словами — и пропустил удар. Ухарь оказался опытным и угодил прямо в нос.
Реванш я взял немедленно, а нос... выровняли врачи. Мерзко, конечно. Но,
по моему глубокому убеждению, не всякой драки надо сторониться.
Получилось так, что через два дня после
выпускных экзаменов в школе поезд уже уносил меня в сторону Урала —
туда, где должна проходить моя воинская служба.
Пожалуй, я был неплохим солдатом: расторопным,
выносливым, неунывающим. Хотя в первые месяцы, особенно в школе младшего
командного состава, режим был жесткий, с непривычки втягивался с трудом.
Но быстро освоился. И даже находил минуты для занятий спортом.
Ну уж на физподготовке я отводил душу! С
сожалением смотрел на тех парней, для которых гимнастический городок был
совсем чужим, и они в нем беспомощно «блукали». Помню, здоровенный
парень, Коля Бабенко, ко всеобщему удивлению, не смог ни разу
подтянуться на перекладине! Он, по-видимому, привык считать, что и так
сильный, зачем ему всякая там гимнастика. Надо было видеть Колино лицо,
когда его тут же, перед строем, командир отчитал за «физкультурную
безграмотность». Конечно, со временем Бабенко, как и другие «отстающие»,
научился подтягиваться не менее десяти раз. Но чего им это стоило... Все
надо делать вовремя, и гимнастикой заниматься — тоже. Такой простой
вывод для будущих солдат, которые прочтут эту книжку.
Мне, конечно, обязательных занятий гимнастикой
было маловато. Очевидно, уже «затравился» тяжелой атлетикой не на шутку.
Но штанги, к сожалению, в школе будущих сержантов не было. Чтобы не
ослабеть, я пo многу раз делал «переворот силой» на перекладине,
приседал на одной ноге. Придумал себе «дополнительную нагрузку»:
отжимался от пола с партнером, который лежал у меня на спине. Но тут
следовала команда «Становись!», а я ведь должен привести форму в
порядок, и нередко затем слышалось:
— Курсант Ригерт, выйти из строя! За опоздание
на построение — наряд вне очереди!
Ну, что поделаешь... Спорт, как и искусство,
очевидно, требует жертв.
Позже, когда стал сержантом, выкраивать время
для спорта стало полегче. Да и наш ротный замполит, видя мое рвение,
справедливо рассудил, что наибольшую Пользу я принесу в роли
физкультурного организатора. И роль эта пришлась мне по душе. Вместе с
молодыми офицерами мы создали секции футбола, легкой атлетики,
волейбола. Через некоторое время рота отличилась на соревнованиях по
военно-спортивному комплексу, чем я очень гордился. Даже боксерскую
секцию сколотили, любителей нашлось достаточно, а тренер, понятно, опять
я. Впрочем, все это было мне не в тягость, и моим основным обязанностям
командира расчета никак не мешало.
Вот жаль только, что от штанги своей любимой я
по-прежнему был далек. Оставались гири. Ими я отводил душу, но...
Как-то, занимаясь в казарме, проломил гирею деревянный пол. Старшина у
нас был человек пожилой, хозяйственный. Увидел — ему плохо стало.
Спасибо, замполит заступился, а то бы мне, наверное, несдобровать. Вот и
добейся в таких условиях результата!
Но вот однажды я перебирал пожелтевшие бумаги,
оставшиеся мне по наследству от прежнего физорга роты. Не люблю это
занятие, однако потребовалось навести порядок в документации. И вдруг —
что такое? В списке спортивного инвентаря, приобретенного два года
назад, читаю: «Штанга ленинградская «Рекордная». Новенькая штанга,
ленинградочка, лежит где-то и пылится, а я... Вот что значит
недооценивать документацию!
Штангу я искал, как Шерлок Холмс. Не осталось в
нашей части сарая, который я не вывернул бы наизнанку. По пятам за мною
следовал старшина. Он был уверен, что человек, тративший на розыск
столько сил, ищет по крайней мере клад.
На чердаке, под грудой старых костюмов для
противохимической защиты, нашел я свою стальную красавицу. Спускаясь по
лестнице, я бережно нес ее, прижимая к груди. Позади, отплевываясь и
ругаясь, спускался старшина.
Убедить замполита в необходимости организации
секции тяжелой атлетики труда не составило. Сложность заключалась в
другом: где тренироваться? В конце концов решили, что из двух классных
комнат можно сделать сносный спортзал.
У моих родителей висит на стене бледная
любительская фотография: я в армейских галифе и с обнаженным торсом
поднимаю штангу, которая блинами едва не упирается в потолок. Это — в
нашем армейском «спортзале». И хотя ребята ростом повыше 175 сантиметров
не могли полностью выпрямиться со снарядом, популярность нашей секции
росла с каждым днем. Вот когда я ощутил недостаток теоретических знаний!
Далеко не все мог объяснить своим подопечным, а ведь они прислушивались
к каждому слову «тренера». Вновь и вновь я доставал книжку «Трибуна
мастеров». Подолгу вглядывался в килограммы
движений чемпионов. Ничего похожего не умели ни я, ни мои ребята.
Ho ведь мы были в том счастливом возрасте,
когда каждый день прибавляет силы, а тем более при систематических
занятиях спортом. Вот почему, несмотря на несовершенство тренировок,
результаты заметно росли, ребята крепли, и через какое-то время наши
парни уже хорошо смотрелись.
Жаль только, что смотреть было некому.
Соревнования по тяжелой атлетике в роте не проводились, а на другие
состязания нас никто не звал. Впрочем, о спортивных достижениях нашей
роты уже знали. По военно-спортивному комплексу многие из нас выполнили
нормативы первой и второй ступеней, спортивные разряды. И когда однажды
к нам приехал начальник физподготовки части товарищ Кольцов, показать
уже было что. Познакомив гостя с организацией физкультурной работы в
роте, я как бы между прочим сказал, что имею второй разряд по тяжелой
атлетике, да вот только в соревнованиях давно не участвовал. А
тренируюсь последнее время регулярно и вообще мечтаю стать настоящим
спортсменом... Товарищ Кольцов оценил меня взглядом. Я еще сильнее
выпятил грудь.
— Ну что ж,— сказал он, подумав.— Вскоре
намечается первенство части по тяжелой атлетике. Покажешь подходящий
результат — создадим условия для настоящих тренировок.
Наверное, ни на одном экзамене не волновался я
так, как на том первенстве. И было отчего: сорвусь — прощай, по крайней
мере до увольнения в запас, мечта о настоящем спорте!
Но все как будто обошлось благополучно.
Выступая в полусреднем весе, я победил, подняв в жиме 105 килограммов, в
рывке 110 и в толчке 135. Это равнялось первому спортивному разряду. То
ли этот результат был отнесен Кольцовым к категории «подходящих», то ли
подействовало мое действительно горячее желание стать штангистом, но
только мечта моя сбылась. Недели через две в часть пришла радиограмма:
меня вызывали на тренировочный сбор в Свердловск! В тот же день с
командировочным удостоверением в кармане я ехал на попутной машине к
ближайшей железнодорожной станции.
