Леонид Жаботинский

 

СТАЛЬ И СЕРДЦЕ

Под олимпийскими кольцами

 

— Фудзияма! — закричал кто-то.
Наш воздушный лайнер медленно шел на снижение, и в разрывах туч вырисовывался на горизонте знаменитый японский погасший вулкан, ставший символом Страны восходящего солнца. Итак, приехали! За каких-нибудь четыре часа перенес нас «ТУ-114» из Хабаровска в Токио — столицу XVIII Олимпиады.

Быстро пролетели недели пребывания во Владивостоке, где советские олимпийцы завершали свои тренировки и привыкали к дальневосточному климату. Остались в памяти красивый, своеобразный город над бухтой Золотой Рог, дружеские встречи с владивостокскими рабочими и моряками, их сердечные пожелания успеха. И все мы верили в успех. Хотя спорт есть спорт, и тут нередко оправдывается старая испанская пословица: те, кто идет стричь овец, иногда возвращаются сами остриженными. Но об этом и думать не хотелось. Каждый тренировался изо всех сил, каждый чувствовал себя в боевой форме.

Вот и Токийский аэропорт. Народу пришло нас встречать много. Красные флажки пламенеют в руках улыбающихся людей! Все нетерпеливо ждут нашего выхода. Но произошла неожиданная задержка. Поданный к самолету передвижной трап оказывается слишком низким для нашего гиганта. Пока ищут другой, мы стоим в открытых дверях и шутя спорим, кому первому прыгать.

— Нет, ребята, прыжки в глубину в программу Олимпиады не входят, — замечает, смеясь, Володя Каплунов. — Лично я от этого упражнения категорически отказываюсь. Наконец все улажено, и мы сразу же попадаем под обстрел десятков фото и кинообъективов и в осаду сотен людей, стремящихся заранее запастись автографами потенциальных олимпийских чемпионов. Особенно достается, конечно, Юрию Власову, которого сразу же узнали и атаковали с удвоенной энергией. Широкими улицами одиннадцатимиллионной японской столицы едем в Олимпийскую деревню. Всюду по дороге бросаются в глаза пять переплетенных колец под большим ярко-желтым диском. В Токио все живет предстоящим выдающимся событием, собравшим здесь спортсменов 94 стран и сотни тысяч любителей спорта со всего мира.

Олимпийскую деревню японцы называют городом в городе. Тут имеется все для удобного и комфортабельного пребывания восьми тысяч участников Олимпиады. Мы знаем, что эту большую территорию японцам едва удалось «отвоевать» у американских военных, разместившихся тут, как у себя дома. Надо, в самом деле, потерять остатки совести, чтобы по-хозяйски топтать землю народа, ввергнутого тобой в огонь атомного ада!..

Единственное средство передвижения на десятках довольно длинных улиц Олимпийской деревни — велосипеды. Тут их к услугам олимпийцев несколько тысяч. Садись, езжай куда хочешь, оставь машину прямо на улице — ею воспользуется нуждающийся, а ты потом возьмешь другую. Фотокорреспондентам очень хотелось поймать меня в объектив в тот момент, когда я сяду на велосипед: как выдержит он мои 154 килограмма? Я тоже побаивался, что не выдержит, и, чтобы, избави бог, не повторилась печальная история с моим первым велосипедом — отцовским подарком, ходил повсюду пешком. Но потом надоело бить ноги» и я, воспользовавшись вечерней порой, все-таки оседлал стального коня. И ничего не случилось. С того времени я уже всюду ездил на велосипеде, и конечно, попал не в один объектив.

В дни, предшествующие соревнованиям, мы осматривали Токио. Огромный город, как и каждая столица капиталистического мира, поражает своими контрастами. Совсем неподалеку от ультрасовременных зданий и шикарных магазинов главной торговой магистрали города — Гинзы — убогие хижины из фанеры и бамбука Фукагавы — района токийской бедноты. Рядом с роскошными банкетами богачей в фешенебельном ресторане «Ньго Отани отеля» жалкая горстка риса, которую бедняк съедает прямо на пороге своего убогого жилища.

Но именно там, в кривых и грязных улочках Фукагавы, нас, советских олимпийцев, встречали особенно сердечно и приветливо. Тут при нашем появлении особенно часто звучали три слова:

— Руска! Совьето! Орипник! (по-японски — олимпиада).

И выговаривались эти слова с таким неподдельным восторгом, столько искренности и душевной теплоты вкладывали в них японский рабочий или школьник, что и наши сердца раскрывались навстречу этим проявлениям любви и дружбы к нашей великой Родине, к советским людям, которые помогли возродить во всей чистоте благородную олимпийскую идею мира между народами.

Живым воплощением этой идеи мира и дружбы была торжественная и волнующая церемония открытия XVIII Олимпийских игр. Глубоким содержанием был наполнен ритуал зажжения олимпийского огня. Его внес на Национальный стадион и зажег в огромной чаше мало кому известный студент Исионори Сакаи. Ему выпала эта высокая честь лишь потому, что Исионори родился в тот самый год, месяц и день, когда поднялся смертоносный атомный гриб над мирными жилищами его родного города — Хиросимы.

И этим многозначащим актом словно сказал японский народ, вся молодежь мира тем, кто угрожает человечеству атомной смертью: — Нет! Этому не бывать больше! Только мирному огню пылать над нашими городами! Только спортивным битвам греметь над Землею!..

Олимпийские бои еще не начинались, но наибольшая сенсация уже волновала умы и сердца всего одиннадцатимиллионного Токио, людей всего мира. Рано утром в наш коттедж ворвался кто-то из ребят:

— Спите? Не слышали?

— А что такое?

— Наши снова в космосе. Трое! В одном корабле! Вот так рекорд!

А через какой-нибудь час вся Олимпийская деревня поздравляла нас, советских спортсменов, с чудесным подвигом Владимира Комарова, Константина Феоктистова и Бориса Егорова. Вскоре и в городе незнакомые люди, завидев на наших костюмах советские олимпийские значки, широко улыбались, указывали рукой вверх и старательно выговаривали:

— «Вос-ход»!

И как радостно было слышать вдали от Родины это русское слово, ставшее, как и «Спутник», всечеловеческим благодаря вдохновенному труду, научным дерзаниям и отваге наших славных земляков!

Тяжелоатлеты вступили в борьбу на Олимпиаде одними из первых. Еще не завоевала своей высокой награды самая младшая из наших чемпионок, севастопольская школьница Галя Прозуменщикова, еще брали только первые старты рыцари «королевы спорта» и лишь готовились к первым упражнениям Лариса Латынина и Борис Шахлин, когда уже лился нескончаемый людской поток в огромный дворец из стекла и бетона «Сибуйя паблик холл». Сегодня тут происходит первый акт волнующего семиактного спектакля при участии мировых премьеров «железной игры». Мне выступать еще не скоро, но я уже полон тревоги. Да и есть отчего! Накануне я вместе с товарищами пришел на тренировку. Как и всегда, перед самыми соревнованиями большие тренировочные нагрузки пошли на снижение. Разминаясь, подхожу в рывке к небольшому для меня весу — 130 килограммов. Привычно берусь за гриф, делаю подрыв — и вдруг острая боль в правом плече заставляет выпустить снаряд. Этого только не хватало! Что ж это такое случилось? Неужто теперь, на самом олимпийском пороге, я выйду из игры по вине этой проклятой травмы?

Вывод врача неутешителен: порыв передних пучков дельтовидной мышцы. Боль не проходит, не проходит и вызванное ею состояние угнетенности. А это хуже всего...

— А ну, где тут ваш больной? — слышу я из передней женский голос.

В комнату заходит заслуженный мастер спорта профессор-медик Зоя Сергеевна Миронова. Все мы знаем и уважаем эту некогда отличную спортсменку, ныне — великолепного медицинского специалиста. Зоя Сергеевна внимательно осматривает травмированное плечо, глядит на мою кислую физиономию и говорит:

— Только без паники! Не смертельно. Будешь работать, а быть может, еще и золотую медаль выиграешь. Если, конечно, носа не будешь вешать.
Эти слова звучат для меня сладчайшей музыкой. По указанию Мироновой мне сделали несколько сеансов блокады новокаина с гидрокортизоном. Боль сразу утихла, а вместе с нею как рукой сняло и скверное настроение. Товарищи очень обеспокоены моей травмой.

Каждое утро заходит ко мне в комнату председатель республиканского совета спортивного союза Владимир Васильевич Сокол.

— Ну, как дела, Леня? Не тужи, дружище, все уладится!..

И впрямь уладилось. Вскоре я уже вышел на тренировку и с радостью убедился: могу работать! Вовеки буду благодарен Зое Сергеевне! Я всегда уважал медиков, а после этого случая готов перед каждым настоящим врачом шапку снимать.

...Сегодня первый день. Алексей Вахонин должен скрестить оружие с сильнейшими атлетами легчайшего веса, в том числе с мировым рекордсменом венгром Имре Фельди и блестящим японским штангистом Исиносеки. Все мы, конечно, волнуемся за товарища, а больше всех — Рудольф Плюкфельдер. И надо видеть, как опекает он своего ученика во время соревнований, как заботливо накрывает его одеялом в перерывах между подходами, как дрожат губы «железного Рудика», когда Алексей на помосте!

Но волнения наши были безосновательны. Вот уже последний решающий подход — и Алексей Вахонин становится первым советским чемпионом XVIII Олимпийских игр.

Итак, снова, как и в Стокгольме, Вахонин сделал «золотой запев». Как же наша шестерка подхватит его? «Пропоет» ли каждый во весь голос?
На второй день соревнований мы «выходные». Но приходим в «Сибуйя паблик холл» и видим, как бурно приветствуют японцы своего первого чемпиона-олимпийца Мияке, который на 15 килограммов обошел американца Бергера. Третье место занял поляк Новак. Хороший почин Новака развили его друзья, и польская команда заняла на Олимпиаде высокое и почетное место.

Олимпиада набирает разгон. Со всех арен грандиозных состязаний приходят вести о новых победах, новых выдающихся достижениях. Уже «позолотил» свою победоносную шпагу мушкетер Григорий Крисе. Уже надели чемпионские медали наши боксеры и еще выше взлетела слава нашего «космического прыгуна» Валерия Брумеля. Изо дня в день растет «золотой запас» советской команды.

А вот наша штангистская копилка пока драгоценным металлом не очень-то пополняется! Хотя как прекрасно выступили Владимир Каплунов и Виктор Куренцов, но недаром говорят: на каждую силу найдется сила. Первый проиграл лишь по собственному весу Вольдемару Башановскому, а второй — сильному и техничному чеху Хансу Здражиле. Конечно, и олимпийское серебро тоже, как говорится, на улице не валяется, но все же...

Зато сразу поднял настроение наш чудесный, нестареющий Рудольф Плюкфельдер. Спокойствие и красота — вот, пожалуй, наиболее лаконичная характеристика, которую следовало бы дать выступлениям этого удивительного спортсмена. Его отточенная до ювелирного блеска техника то и дело вызывала горячие аплодисменты в «Сибуйя паблик холл». Это было последнее выступление Рудольфа на крупных соревнованиях, и он покинул помост непобежденным, с золотой олимпийской медалью.

В тот вечер мы праздновали победу Плюкфельдера в Олимпийской деревне. Ели испеченный в его честь огромный торт, запивали фруктовыми соками, пели песни. К нам пришли в гости поляки, корейцы, мексиканцы. Хозяева будущей Олимпиады принесли с собой свои гитары, и горячие, как южное солнце, мексиканские мелодии втянули в танец даже тех, кто отродясь не умел танцевать.

— Ждем вас всех в Мексике! — говорили веселые гости. — Бьенбенидос (добро пожаловать), друзья!

Мы веселились, но не без тревоги думали о завтрашнем дне соревнований. Что-то принесет он нашему полутяжеловесу Владимиру Голованову? Ведь его противником будет мировой чемпион и рекордсмен Луис Мартин... Столько блестящих побед уже добыл он! А наш Володя еще новичок на большом помосте. Газеты единодушно отдают предпочтение Мартину. Вездесущие репортеры сумели проникнуть на его тренировки и раззвонить на всех перекрестках, что Луис поднимал в тренировочном зале вес мировых рекордов. Все это, разумеется, никак не способствует нашему настроению. Но Аркадий Никитич Воробьев — наш старший тренер — совершенно спокоен. А если даже и волнуется, то очень умело скрывает это.

— Помост покажет, — медленно говорит он. — Одно — ставить мировые рекорды на тренировке и совсем другое — на виду у всего мира. Увидим...

Наш опытный и дальновидный наставник как в воду глядел. С Мартином случилось то, что не раз уже бывало в истории спорта. Чрезмерное напряжение на тренировках, желание побахвалиться своими результатами перед газетчиками и одновременно нагнать страху на соперника, работа с предельными весами очень часто приводят к неутешительным результатам на соревновательном помосте. Явно переоценил свои силы и преждевременно истощился и Луис Мартин. Представитель Великобритании не смог противостоять могучему натиску молодого советского богатыря. Мартин проиграл Владимиру Голованову 12,5 килограмма и занял второе место.

Итак, три золотые и две серебряные медали. А у американцев пока ни грамма олимпийского золота. Что ж, тем упорнее будет борьба в самой тяжелой весовой категории, где американцы, как и мы, выставляют двух участников — неизменного Норберта Шеманского и молодого Гарри Губнера.

Перед последним днем мы с моим наставником Алексеем Сидоровичем Медведевым долго гуляем по Токио, стараясь отключиться, даже не вспоминать о завтрашнем решающем дне. Идем в гости к одному японскому учителю, который давно уже приглашал нас. Гостеприимные хозяева дарят нам на память красивые статуэтки работы народных резчиков-умельцев, угощают обедом. Все, в том числе и Алексей Сидорович, обедают сидя на циновках, но мне из уважения к моим почти 160 килограммам и солидному животу (где ты, юношеская стройность?!) ставят стул.

Но полностью отогнать мысли, конечно, не удается. То и дело лезет в голову один вопрос: как же оно будет завтра?..

И вот настало 18 октября, когда думами всех гостей Олимпиады всецело завладела штанга. Сегодня встретятся четверо — Юрий Власов, Норберт Шеманский, Гарри Губнер и я. Других можно в расчет не принимать: за золото, серебро и бронзу будут бороться не они.

К «Сибуйя паблик холл» трудно пробиться сквозь многотысячную толпу, стремящуюся попасть внутрь, хоть одним глазком поглядеть на борьбу гигантов. Мы с Алексеем Сидоровичем пробираемся к служебному входу, и я слышу, как смешно выговаривают японцы мою трудную для них фамилию. «Власов» выговаривается куда легче, да и привыкли к этой фамилии японцы! Во всем мире к ней привыкли...

Сегодня я хочу сделать попытку снова заменить эту фамилию своей в таблице мировых рекордов. А если повезет, — то и олимпийских чемпионов.

— Ты готов к этому, — говорит мне просто Алексей Сидорович, — готов, как никогда. Только спокойствие. Работай, не думая о соперниках. Просто покажи зрителям все, что ты умеешь.

Да, я готов. И сам чувствую это. Нерушимый, железный режим, рациональные многомесячные тренировки сделали свое. Вот только правое плечо... Не подведет ли оно в решающее мгновение, когда маленький довесок на гриф будет на вес олимпийского золота?..

Слышали вы, как шумит приложенная к уху раковина? Вот так шумит и гудит сегодня «Сибуйя паблик холл», внешне и впрямь очень напоминающий гигантскую раковину. В зале на несколько тысяч мест ни одного свободного. Наготове десятки киноаппаратов и телевизионных камер, осветительные приборы готовы залить своим слепящим сиянием помост, на котором уже ожидает своих укротителей «властительница всех дум» — штанга.

Я чувствую, как постепенно овладевает мною предстартовая «лихорадка». Плохо, но ничего не могу с собой поделать. Алексей Сидорович замечает мое состояние. Он не говорит ни слова, лишь кладет мне на плечо свою широкую ладонь. В этом молчаливом жесте — и успокоение, и заверение: все в порядке. Ты можешь, ты сделаешь!

Занимают свои места почтенные судьи. Садится за стол апелляционное жюри. Вижу много знакомых лиц — президент Всемирной федерации Кларенс Джонсон, вице-президенты — Константин Васильевич Назаров, Бруно Нюберг, Жан Дам, генеральный секретарь Оскар Стейт.

Размещаются близ штанги ассистенты. Началось!

Первым из ведущего квартета выходит на помост Гарри Губнер. Дебютант Олимпиады, он до этого несколько лет выступал в моем излюбленном толкании ядра. Штанга была для Губнера лишь вспомогательным видом спорта. Но, даже еще не занимаясь тяжелой атлетикой всерьез, Губнер выжимал 180 килограммов и набирал сумму 500. Что-то покажет он сегодня!?

Губнер заметно волнуется. Ответственная задача — поддержать довольно-таки пошатнувшийся престиж команды США — давит на него, пожалуй, не меньше, чем вес. Выжать больше 175 килограммов Губнеру не удается, а это значит, что его шансы на призовое место катастрофически уменьшаются.

Медленно и тяжеловато выходит на помост Норберт Шеманский. Вероятно, в последний раз испытывает ветеран свою все еще громадную силу, в последний раз посягает на звание сильнейшего в мире, которое так и не посчастливилось добыть ему. Норберт приглаживает русые, уже поредевшие волосы, и кладет руки на гриф. Вес штанги 180 килограммов.
Шеманский берет снаряд на грудь и начинает жать. Тяжело, слишком тяжело идет вверх штанга и, не дойдя до зенита, падает на помост.

Ну, вот и мои первый подход.

— Ни пуха ни пера! — слегка подталкивает меня в спину Алексей Сидорович.

Как много людей в этом зале! Перед такой многолюдной аудиторией мне доводилось выступать разве что этим летом в Киеве... Но ведь там были родные стены... Да что об этом думать?! Давай!..

Ах, как легко пошли у меня эти 180 килограммов! Как бы там дальше ни сложился жим, а стартовая площадка уже есть. И неплохая!

Второй подход Норберта Шеманского. И снова вспыхивает сплошной красный свет на судейском светофоре. Это уже очень серьезно. Угроза нуля нависает над американским атлетом... Словно как-то сразу сгорбившись, сходит Шеманский с помоста. Я вижу за кулисами, как дергается рот у Боба Гофмана, как он что-то сердито говорит своему фавориту.

Лишь в третьем подходе покоряется Шеманскому начальный вес.

Теперь только выходит на помост Юрий Власов. Для его первого подхода заказаны 187,5 килограмма. Юрий привычным, известным сотням тысяч людей движением поправляет очки и без особенного напряжения берет вес.

Моя очередь. Я подхожу к тому же весу. Надо делать все, что делает Юрий. Иначе нельзя...

Есть!

Власов просит прибавить еще 5 килограммов.

Блестяще!

У меня есть еще один подход. Взять, непременно взять!

Ох, и какая ж она тяжелая, эта штанга! Столько я еще никогда не поднимал. А сейчас надо!

Кажется, уже все силы потратил на то, чтобы взять снаряд на грудь... А где ж взять их, чтобы выпрямить руки с ним? Отчаянным усилием пробую сделать это и... бросаю штангу на помост.

— Ничего, ничего, — успокаивает меня Медведев. — Твое еще впереди!

Слабое утешение. Ведь Юрий заказывает 197,5 — вес мирового рекорда. А если заказал, значит, возьмет. Он никогда не зарывается, не тратит напрасно сил, необходимых ему для последующих движений.

И вот уже громоподобно бьет в ладоши переполненный зал. Только что тут родился новый мировой рекорд, а Власов кланяется, сжимая над головой могучие руки, и благодарит зрителей.

Теперь он опережает на 10 килограммов меня и на 17,5 — Шеманского. Смогу ли я преодолеть такое отставание?

Начинается второй акт богатырского поединка. Гарри Губнер тут уже не более как статист: слишком сильно отстал он, чтобы рассчитывать на призовое место!

Шеманский осторожно начинает со 155. Еще два раза прибавляют ассистенты по два 2,5-килограммовых «блина», и американец покидает помост с результатом 165. Я беру 160.

Начальный вес Власова — 162,5. Он быстро подходит к штанге, делает подсед и, не успев выпрямиться, бросает снаряд за спину и падает сам...

Как один человек, ахнул огромный зал. Юрий поднимается, идет за кулисы и успокаивающим движением руки останавливает метнувшихся ему навстречу товарищей: все будет в порядке.

Я заказываю для второй попытки 167,5 и фиксирую этот вес. Второй подход Власова. Снова залегает в зале настороженная тишина. И снова неудача! Зрители взволнованы. Я вижу, как тревожно переглядываются Воробьев и тренер Власова Сурен Богдасаров. Еще один такой срыв — и Юрий потеряет все!..

А он внешне все так же спокоен. Разве что немного чаще поправляет очки и немного дольше, чем обычно, натирает ладони магнезией. Вот Власов снова на помосте, снова наклоняется к снаряду. Ну наконец-то!

Итак, я все-таки отыграл 5 килограммов. А быть может, удастся и вовсе ликвидировать разрыв? Ведь у меня есть еще один подход... И как-никак рывок — это ведь мое коронное упражнение!

Алексей Сидорович одобрительно кивает головой: давай!

На штанге 172,5. Стоит взять их — и я вновь мировой рекордсмен.

А, черт побери!.. Тяжелое падение неподнятого снаряда, и я, раздосадованный, спешу за кулисы.

Теперь, как обычно, все решит толчок... Но что это? Никто не готовит штангу к последнему движению, а Юрий, обменявшись несколькими словами с Богдасаровым, снова выходит на сцену.

Значит, четвертый подход. Неужто после того, как едва покорились ему 162,5 килограмма, он замахнется на мировой рекорд? Сделает то, что сейчас не удалось мне?

Смелость всегда импонирует зрителям. И авансом летят аплодисменты навстречу Юрию. Что ж, он из тех, кто всегда отрабатывает авансы.

Короткое, напряженное мгновение... Кажется, одно сердце бьется сейчас в груди у тысяч людей...

Взял!

И тишина раскалывается рукоплесканиями и криками на всех языках. Но нам слышнее всего приветствия «Мо-ло-дец!», летящие с трибуны, где сидят советские туристы.

Мне, неудачнику, остается утешаться лишь тем, что рекордный результат в зачетную сумму не входит.

Толчок. Уже несколько часов продолжаются соревнования. Пока не дойдет очередь до лидеров, можно немного отдохнуть и собраться с мыслями, рассыпанными, как магнезия в вазах, которым придана форма цветов. Один из журналистов довольно образно написал, что из этих цветов на зеленом ковре, напоминающем травяной покров, словно черпают волшебную силу руки атлетов.

Улегшись на кушетку и накрывшись легким одеялом, я думаю о родном доме, о Рае, Русике. Они давно уже спят в этот поздний под нашими широтами час. А утром радио принесет им весть о результатах этого трудного и долгого поединка. Порадует или огорчит? Э, да что там загадывать!.. Кто-то из наших ребят вчера напомнил смешной афоризм бравого солдата Швейка: «Пусть будет, как будет, потому что как-нибудь да будет, и никогда еще не было, чтоб как-нибудь да не было!» Нечего сказать, хорошенькое утешение! Нет, не улежать мне на этой жесткой кушетке. Я встаю и делаю несколько разминочных упражнений со средним весом. Надо собраться. Настает мой час!..

Уже закончил свое выступление Гарри Губнер. Уже Норберт Шеманский взял в последнем подходе 192,5 килограмма, набрав сумму 537,5. Давно ли такая сумма была пределом мечтаний? А теперь с нею больше чем на бронзу нечего и рассчитывать.

Итак, золото уже безусловно будет нашим, советским. То, что запланировал для нас с Юрием Аркадий Никитич Воробьев, вырабатывая тактику командной борьбы в нашей весовой категории, осуществлено. И тренер больше не вмешивается в наши действия. Теперь мы вдвоем, только вдвоем будем разыгрывать золотую и серебряную медали. Чьими ж будут они?.. Медведев заказывает для моего первого подхода 200 килограммов. Я слышу, как диктор объявляет об этом ломаным русским языком. О, это уже что-то новое! До сих пор все объявления делались только по-японски и по-английски. Хорошая примета!

Начальный вес беру довольно легко. И с такой же легкостью Власов фиксирует 205 килограммов. Снова пролег меж нами десятикилограммовый рубеж. А Юрий уже готовится ко второму подходу. Старательно и неторопливо натирает магнезией руки, грудь, шею, подошвы ног... И вот берется за гриф снаряда. Я уже не вижу, что делается на помосте, но вспыхивают аплодисменты в зале, и мне все понятно: взял! Что же делать мне? Подойти к этому же весу и попробовать снова сократить до 5 килограммов дистанцию между мною и Власовым? А дальше что будет?

А может...

— Ну как, справишься? — тихо спрашивает Алексей Сидорович, и я понимаю: мы думаем об одном.

— Попробую, — отвечаю хриплым от волнения голосом, и Медведев просит поставить на штангу 217,5 килограмма.

Вот она, «вся тяга земная», которую носил с собой в суме переметной былинный богатырь Микула Селянинович! На что же ты замахиваешься, бедняга? Ведь такого веса еще никто и никогда в мире не поднимал!

И я не поднимаю. Едва оторвав штангу от помоста, бросаю этот страшный груз и убегаю прочь...

В первых же интервью после окончания Олимпиады кое-кто из слишком «проницательных» газетчиков говорил мне:

— Ну, признайтесь, ведь вы могли взять этот вес во втором подходе? Это была ваша тактика, не так ли? Вы просто хотели усыпить бдительность Власова, заставить его пойти на меньший вес, а уж потом... О, это было очень предусмотрительно и хитро!..

Если кто-нибудь и теперь думает так, я повторю то, что сказал тогда: чепуха! Ну как можно на соревнованиях такого масштаба и накала терять подход, предпоследний подход, ставить на карту все во имя какой-то глупой тактики?! При такой хитрости легче всего перехитрить самого себя. Да, я был готов взять этот вес, но за время между двумя подходами Власова несколько остыли мышцы, которые и не справились с рекордным весом. И пока на помосте Юрий Власов совершал свою третью безуспешную попытку, я старательно разминался. Такова правда об этом обросшем тиною выдумок и сплетен эпизоде...

Вот и настает финал почти семичасового акта олимпийской борьбы тяжеловесов. Я остаюсь один на один с непокоренной штангой. Вот лежит она, эта гора металла, готовая вмиг взбунтоваться, едва я попробую стать ее властелином. А стоит ли пробовать? Стоит ли класть на одну чашу весов 217,5 килограмма стали, чтобы на другую лег почти невесомый кружок олимпийского золота?..

Но если я скажу не стоит, то, значит, к черту все эти девять лет борьбы с металлом! Значит, всю свою сознательную жизнь я гнался за химерой и спорт вообще не мое призвание!

Но все эти мысли пришли ко мне позже, когда все уже было кончено. А тогда, в азарте борьбы, я вряд ли был способен рассуждать так логично и глубокомысленно. Просто знал: надо взять! А если не попытаюсь, то никогда самому себе этого не прощу!

И я выхожу на помост, совершаю обычный ритуал у «жертвенной» чаши с магнезией, туже затягиваю пояс, словно солдат перед смотром, и кладу натруженные ладони на еще теплый от рук Юрия гриф. Слышу только напряженное дыхание зала и тихое стрекотание кинокамер.

Р-раз! Штанга уже на груди. Ну, теперь толкну! Толкну или копейка мне цена! Копейка, а не золото!..

И я толкаю! Вот уже и выпрямлены вверх руки. Три секунды!.. Только б удержать!.. Только б...

Я не слышу команды судьи. Горный обвал рукоплесканий обрушивается на меня. А я еще не верю. Еще держу над головой стальную громадину, словно окаменелый...

Все! Сбылось! Покорным, ласковым зверем лежит снаряд у моих ног, а я все еще не понимаю, что произошло, и только улыбаюсь счастливо и растерянно, внимая разноязыким восклицаниям: «ура!», «банзай!», «вива!», «хох!». Да неужто это правда? Неужто я — олимпийский чемпион?.. Неужели набрал 572,5 килограмма в сумме?.. Снова и снова сжимаю над головою руки в знак благодарности всем этим милым людям, что так приветствуют меня. А потом попадаю в переплет и, изрядно помятый, выхожу из объятий товарищей. Подходит Власов, крепко жмет руку:

— Поздравляю! Не думал, что ты возьмешь...

Спасибо, Юрий! Спасибо за науку, за пример!

И вот мы уже стоим втроем — я, Власов и Шеманский — на пьедестале славы. Звучит твой гимн, Родина, и медленно поднимается ввысь наш гордый, победоносный стяг... Вот оно, счастье!
 

 

 Предыдущая страница        В начало         Следующая страница