ДЕТСТВО
Серым осенним утром на безымянном хуторе,
недалеко от Вильно, в доме Ивана Петровича Засса родился сын.
Новорожденного назвали Александром, в глубине души надеясь, что ждет
его славное будущее, достойное великих тезок.
Гордое имя — это почти все, что могла дать
большая семья новому ее члену.
Шура был пятым ребенком. Мать со смешанным
чувством гордости и горечи смотрела на кривящийся в примасе крика
ротик малыша: еще новый рот, а чем кормить? Большая семья —
единственное богатство бедняка. И хоть ты разбейся — достатка не
прибавится. Да откуда взяться-то? Земля бедная, дом чуть не по крышу
в болоте, а за окном опять дождь. Пропадет урожай, жди года
голодного.
Может, и не пережила бы семья ту зиму, да
посоветовал свояк поехать за Волгу, в имение княгини Юсуповой. Много
не обещал, но сытный стол посулил. Зато уж и работа, конечно, до
седьмого пота...
Недолго собирались, скарб небогат. За гроши
продали соседям то, что можно было продать. Сели в поезд и увидели,
что земля-то большая, можно сказать, бескрайняя — поля, поля, леса
да перелески, города великие и малые. Не торопясь катился паровоз
через всю Россию. Подъехали к Саранску. Дальше — на лошадях, по
степи, под знойным, безжалостным, несмотря на осеннюю пору, солнцем.
Жутковато показалось после привычного лесного, болотного края —
степь без предела, солнце да ветер.
Вот, наконец, и господский дом. Управляющий
строг: имение громадное, два десятка деревень. Из конца в конец —
больше тридцати верст. И везде нужен глаз, чтобы не оскудевала
хозяйская казна. Дети старшие — тоже на работу: кто в поле, а кто
помогать пастухам. Выходить завтра. Все.
И случилось так, что скоро, очень скоро
начал маленький Шура самостоятельную жизнь. Отца почти не видел — он
со старшими ребятами в поле от зари до зари. А мать с младшей
сестрой то на кухне, то обед несут косарям, то в доме уборка, то еще
что.
Одиноко крошечному человеку — в пустом доме
ни души. Вот разве что щенок, маленький, пузатый, на толстых лапах.
На том они и подружились, стали друг для друга товарищами в одиноких
играх. А когда оба выросли, оказалось, что понимают они друг друга с
полуслова, с полувзгляда. Пес, повинуясь мальчику, охотно проделывал
всяческие уморительные трюки: ходил на задних и передних лапах,
кувыркался и даже «подпевал» своему хозяину заунывным собачьим
баритоном. Смотрели на эти бесплатные представления батраки,
возвращающиеся с поля, и награждали маленьких артистов веселым
смехом. С ними вместе смеялся и мальчик. И даже пес, носивший теперь
роскошную кличку Хан, казалось, хохочет своими черными добрыми
глазами.
А когда пришла пора маленькому Шуре
выходить на работу, он своего любимца Хана не бросил. Правда, и
работа к этому располагала. Взял управляющий мальчика к себе
посыльным. То туда сбегай, то туда сходи — то в кузню, то на скотный
двор, то в соседнюю деревеньку. Выучился Шура ездить верхом. Так они
и служили втроем — Шура, Хан и старый мерин Форсун, которого
управляющий приказал давать Шуре для дальних оказий.
Это трио было предметом постоянных
беззлобных насмешек всех рабочих в имении. Да и было от чего
развеселиться — тощий, тяжело перекидывающий ноги мерин, на нем лихо
подбоченившийся коренастый, дочерна загорелый малыш, а рядом —
рыжий, кудлатый пес.
Тогда-то и услышал впервые будущий
знаменитый артист слово «цирк». Произнес его конюх дядя Гриша.
Личностью Григорий был примечательной. Служил он когда-то в
кавалерии, говорят, воевал даже «с туркой». Оттуда принес
Георгиевский крест да пустой рукав. И еще принес безудержную любовь
к лошадям. На всю жизнь запомнил маленький Александр, как
«беседовал» дядя Гриша со своими подопечными и как понимали его эти
большие добродушные животные.
Была у нового конюха еще одна страсть —
любил он Порассказать про свое былое житье, Про исходы и страны, про
войны и про, родную деревню, что стоит на севере, откуда Гриша ушел
давным-давно.
— А хлеб у нас пекут из ячменя — во
вышиной! — рассказывал он, держа ладонь довольно высоко над землей.
— Ей-богу, не вру! И ведь ячменный хлеб — он вкусный, пшеничного
вкусней. Да и не растет у нас, на севере, пшеница. А хлеб вкусный...
Только когда свежий. Зачерствеет — никуда, — дядя Гриша негодующе
мотал головой и топорщил седые, прокуренные усы.
В одну из таких бесед и услышал мальчик
удивительную историю про большой дом с круглой крышей, про
разукрашенных дорогой сбруей лошадей, про смешных клоунов и могучих
силачей. Когда он повторил дома рассказ старого солдата, отец
усмехнулся: «Ну, что же, осенью поедем в город, увидишь цирк».
Осени ждать пришлось долго. Но настал
вожделенный день — отец собрался в город, на ярмарку.
...Базар шумел пестрой, неумолчной толпой.
Полевые работы были закончены, и настали дни торгов и гулянок. После
тяжкой страды особенно много охотников было повеселиться, так что
цирк, разместившийся в большом балагане на краю рыночной площади,
оказался тут как нельзя кстати.
Пока отец торговал у барышников лошадь,
Шура, забыв о всех других ярмарочных соблазнах, с немым восторгом
наблюдал волшебную жизнь балагана.
Готовилось представление. Со стороны,
противоположной главному входу, прямо на куче лошадиного помета
тренировались акробаты. Тут же клоун старательно мазал свое лицо
разноцветными красками. А богатырского сложения человек перебрасывал
зубами стул через голову.
Но вот на небольшой помост перед входом
выбежал рыжий детина в красной рубахе и громко заорал:
Эй, сынок!
Давай первый звонок!
Представление начинается!
Сюда! Сюда! Все приглашаются!
Стой, прохожий! Остановись!
На наше чудо подивись.
Барышни-вертушки,
Бабы-болтушки,
Старушки-стряпушки,
Солдаты служивые
И деды ворчливые,
Горбатые, плешивые,
Косопузые и вшивые,
С задних рядов протолкайтесь,
К кассе направляйтесь.
За гривенник билет купите
И в балаган входите.
Увидев в толпе отца, Шура протиснулся к
нему, и они вместе стали прокладывать себе дорогу к кассе. А
закликала не унимался:
Сынок!
Давай третий звонок!
Давай, давай! Налетай!
Билеты хватай!
Чудеса узрите —
В Америку не захотите.
Человек без костей,
Гармонист Фаддей,
Жонглер с факелами,
На лбу самовар с углями,
Огонь будем глотать,
Шпаги жрать,
Цыпленок лошадь пожрет,
Из глаз змея поползет,
Эй, люди — не дурачки!
Тащите к нам пятачки!
Пошли начинать — музыку прошу играть.
И началось волшебство. Лошади танцевали.
Люди парили в воздухе. Жонглер балансировал на носу зажженной
лампой. Все это под музыку, крики, смех.
И вдруг тишина.
— На арене — сильнейший человек в мире,
Ваня Пуд, — бойко выкрикнул закликала. Все дружно захлопали в
ладоши.
Вышел толстый и, видимо, очень сильный
человек, раскланялся по-медвежьи. Несколько раз поднял огромную
бочку, наполненную водой. Потом согнул толстенный железный прут.
Предложил любому из публики повторить номер, обещал 10 рублей тому,
кто сумеет. Желающих нашлось множество, удачников — ни одного.
Дальше Ваня Пуд ломал подкову. Подкидывал
зубами табурет. А в конце выступления взвалил себе на плечи огромный
корабельный якорь и пошел с ним к выходу под громкие аплодисменты.
Конец. Народ не спеша выходил из балагана.
А в это время закликала перед входом вновь заманивал «почтеннейшую
публику» посмотреть на чудеса.
— Да, нелегкий у них хлеб, — сказал отец
Шуре, кивнув в сторону цирка: — Каждый рублик потом выходит.
Мальчик слушал и не понимал. У кого
нелегкий хлеб? У этих вот раззолоченных акробатов, легко порхающих
под куполом? У красавицы наездницы, которая только что со счастливой
улыбкой гарцевала на разукрашенной лошадке? Или у Ивана Пуда тяжелая
жизнь? Да не может того быть — вон он как легко подкову сломал!
Очевидно, отец ошибается. Вот у батраков в имении действительно хлеб
нелегкий.
Так думал Шура, трясясь вместе с отцом в
телеге по пути домой. Тогда-то он и решил непременно стать одним из
этих счастливцев-циркачей.
Сказано — сделано. Для начала был
использован тяжелый табурет, стоящий у матери на кухне: вцепившись в
его край зубами, Шура попытался повторить номер циркового атлета.
Однако табурет не хотел не только взлетать в воздух, но даже хотя бы
чуть-чуть оторваться от пола. Во рту остался неприятный привкус
старой просаленной кухонной доски.
Шура никак не хотел смириться с неудачей и
принялся за бочки. Облюбовав в подвале большую деревянную бадью, он
мужественно обхватил ее тонкими ручонками и попробовал сдвинуть с
места. Бадья стояла как вкопанная. Но мальчик был упрям. Снова и
снова пытался он сдвинуть теперь уже ненавистную деревянную махину.
День за днем в подвале шел упорный поединок между ребенком и
неподъемной бадьей.
Но хотя бадья стояла по-прежнему недвижимо,
Шурка вдруг стал замечать в себе странные вещи. Тяжелое раньше
седло, которое он с трудом мог протащить через конюшню, седлая
Форсуна, вдруг стало легче. Как будто полегчали и мешки с зерном...
Много лет спустя известный цирковой атлет
Александр Засс оценит по достоинству свои детские опыты и создаст
целую систему тренировок. Основные принципы этой системы получат
признание во всем мире, воплотившись в так называемые изометрические
упражнения. Характерная их черта — напряжение мышц без сокращения,
без движения в суставах.
Вдумайтесь, читатель, в эти слова: «без
движения в суставах». Издавна люди привыкли связывать спорт с
движением: стремительные рывки и тяжкие жимы гиревиков казались
наиболее полным воплощением физической силы человека. Естественным
представлялось, что тренировка приближена к реальным условиям
соревнований. И вот на тренировках стальной снаряд десятки раз идет
вверх-вниз, вверх-вниз. Поклонники силы в надежде на скорейшее
развитие мускулатуры снова и снова поднимают колоссальные тяжести.
Сила и движение кажутся неразделимыми. И вдруг — сила без движения.
...Попробуйте взять обыкновенную гирю подхватом, поддерживая ее
ладонью снизу. Поднимите этот тренировочный снаряд к плечу. И вы
увидите, как укорачиваются, утолщаются мышцы, сгибающие руку в
локте. Такой режим работы известен в спортивной литературе под
названием динамического.
Если ту же гирю удерживать, согнув руку в
локте, но не поднимая снаряд к плечу, напряженные мышцы сокращаться
не будут. Это и есть статический, или изометрический, режим.
Александр Засс одним из первых обнаружил,
что изометрические упражнения дают значительный эффект при силовых
тренировках. Между тем сокращение мышц под нагрузкой считалось
традиционнейшим способом развития мускулатуры. Железный Самсон был
убежден, что ворочать во время тренировок с места на место пуды
железа вовсе недостаточно. Если человек, напрягая сухожилия и мышцы,
будет стараться согнуть стальной прут (хотя ему это может и не
удастся), внешне безуспешные такие попытки окажутся очень полезными
для развития силы.
Забегая вперед, отметим: время полностью
подтвердило точку зрения Александра Засса.
В 1961 году в зарубежной печати появились
сенсационные заметки о влиянии неподвижных упражнений на
спортсменов. Так, один американский штангист без особых успехов
занимался тяжелой атлетикой почти полтора десятилетия. В возрасте 35
лет (отнюдь не самый цветущий возраст для спортсмена) он начал
упражняться по изометрической системе и вскоре прибавил к своему
результату в троеборье 30 килограммов.
Такие примеры не единичны. Статическая
нагрузка стала одним из непременных элементов тренировок не только
штангистов, но и легкоатлетов, гребцов, пловцов. Достоинства этой
системы, которые и обеспечили ей всемирное признание, очевидны.
Обычно, развивая силовые качества, спортсмены поднимают тонны стали
и тратят на тренировки массу времени, а прибегнув к статическим
упражнениям, они экономят и время и энергию — ведь разовое
напряжение мышц при использовании изометрической системы
продолжается не более 10 секунд. Если учесть, что оборудование в
этом случае чрезвычайно упрощается (а зачастую снаряды и вовсе не
нужны), то достоинства изометрии станут особенно явны.
Но это все в будущем. Пока же Шура
безуспешно пытался сдвинуть с места деревянную бадью. За этим
занятием и застал его однажды местный бухгалтер, личность весьма
интересная и своеобразная.
