"К черту Америку!".
"Если Гавану окинуть взглядом,- рай страна, страна что надо".
Великолепными особняками, пальмами, благоуханными цветами встретила
русского борца столица Кубы. На небоскребе, сверкавшем тысячью окон,
почти у самого входа в порт переливались буквы рекламы: "Иван Заикин,
чемпион мира. Величайший атлет Европы выступает сегодня в Гранд-Паласе".
И здесь, в кубинской столице, реклама переливалась огнями, кричала
многоцветием букв, изысканным испанским языком дикторов гаванского
радио.
Впрочем, Заикина хорошо знали и кубинские любители спорта. Из уст в
уста передавались легенды об этом феноменальном силаче, "короле
железа", в газетных киосках раскупались рекламные проспекты, с обложки
которых улыбался добродушный великан. Его борцовское трико было все
усеяно созвездием серебряных и золотых медалей.
Здесь, в Гаване, русскому богатырю снова предстояло встретиться с
Владеком Збышко.
Спасаясь от назойливых репортеров, Иван Михайлович сбежал из номера,
кивком головы остановил проезжавшее такси диковинного оранжевого
цвета, уселся рядом с шофером и на ломаном франко-испанском языке с
трудом объяснил, что хочет посмотреть город.
- Си, сеньор Заикин,- понимающе кивнул головой шофер.
Заикин просиял. Ему, пожалуй, в тысячу раз приятнее было знать о своей
популярности среди простого люда, чем слышать свое имя из уст
аристократических посетителей первых рядов.
Шофер что-то лопотал по-испански, дружелюбно улыбаясь и поминутно тыча
пальцем в открывающиеся за ветровым стеклом достопримечательности
кубинской столицы.
Проехали фешенебельную часть города. Вдоль великолепного асфальтового
шоссе, разлегшегося по океанскому побережью, потянулись
трущобы-фавеллы, наспех слепленные из фанерных ящиков, досок и жести.
Шофер остановил машину и произнес какое-то короткое слово. Заикин
понял: повернем, дальше неинтересно. Он энергично ткнул пальцем
вперед, и шофер, решивший было, что кварталы бедняков не могут
заинтересовать приезжую знаменитость, послушно повел машину дальше.
Да, во время своих странствий по Европе и Америке Заикин привык к этим
контрастам, к этой калейдоскопической смене богатства и нищеты,
дворцов и хижин. Так было всюду: в Нью-Йорке с его Гарлемом н в
Лондоне с Истэндом, Уайт-Чепелем, в парижском Иври и портовых
кварталах Марселя...
Насмотревшись, Заикин повторил запомнившееся испанское слово. И шофер
послушно повернул свой оранжевый лимузин.
Здесь, в Гаване, как, впрочем, и всюду, где доводилось выступать
Заикину, полиция с трудом сдерживала напор толпы, желавшей проникнуть
под своды огромного цирка: встречи с Владеком Збышко были решающими в
схватке этих больших мастеров борьбы.
Когда несколько улегся шум и экспансивные гаванцы уселись, наконец, на
свои места, Заикин, сбросив свой алый халат, вышел на помост и поднял
руку. Зал мгновенно стих.
- Уважаемые господа! Сегодня мы с Владеком Збышко встретимся для того,
чтобы определить победителя.- Заикин сделал паузу и выжидательно
посмотрел на переводчика. Тот заговорил по-испански, энергично рубя
рукой воздух.
- ...Первая наша встреча в Нью-Йорке, как вам, может быть, известно,
окончилась победой Збышко: я вынужден был отказаться от
борьбы-повредил себе ухо. Вторая встреча не дала результата...
Заикин неожиданно снял с себя широченную муаровую ленту, унизанную
чемпионскими медалями, и потряс ею перед публикой.
- Если сегодня мой уважаемый соперник положит меня на обе лопатки, я
отдаю ему этот пояс.
Когда переводчик передал смысл этого заклада, экспансивные кубинцы
повскакали со своих мест. Свист, хлопки, восторженные возгласы
сотрясали огромное здание.
Схватка была долгой, энергичной и очень напряженной. Зал клокотал,
отзываясь на каждое движение борцов. Когда их могучие тела сплетались
в объятиях, раздавалось характерное хлопанье сидений: зрители в едином
порыве вставали с места, стараясь не пропустить ни одного мгновения,
ни одной детали.
Збышко был уже измотан, а его 45-летний противник, казалось, только
вступил в поединок. Превосходство Заикина в силе было очевидно. Все
ждали конца напряженной схватки, и он, наконец, наступил. Заикин
неуловимо точным броском перевел Збышко в партер и, навалившись
могучим корпусом, прижал лопатками к ковру.
Пожалуй, никогда восторг публики не был столь жарким. Хлопки, свист,
крики слились в сплошной могучий рев. Два-три десятка смельчаков,
прорвав полицейский заслон, ринулись на помост и понесли слабо
отбивавшегося атлета на руках.
Выступления Заикина на Кубе были сплошным триумфом. Стареющий "русский
медведь" никак не мог исчерпать силу своих железных мускулов.
Пятнадцать схваток - пятнадцать побед. Две - над прославленным
Владеком Збышко. С каждой победой Заикина его новый импрессарио
Сигароллц мрачнел. Не раз пробовал он урезонить "мистера Эйвана", с
присущим ему красноречием доказывая, что так нельзя, что он-де,
Заикин, гость, а потому должен обращаться нежно со своими
противниками- не класть их сразу на лопатки, уступать им.
- Что же это вы, сеньор Сигаролли, меня уговариваете? Ведь я не вас
кладу на лопатки? Пусть меня сами борцы просят,-шутливо отмахивался
Заикин.
- А они уполномочили меня, мистер Эйван,- вымученно улыбаясь, произнес
Сигаролли. - И если вы настаиваете, то... Они вас попросят. - И, не
произнеся традиционного "гуд бай", выскочил из номера, хлопнув дверью.
Неожиданно дверь снова открылась, и в номер просунулась голова
Сигаролли.
- Борьба-это бизнес, мистер Эйван!-прокричал он.- Надеюсь, вы скоро
это поймете...
От полунамеков и намеков взбешенные противники русского богатыря
перешли к действию.
Однажды во время схватки Заикин рассек себе бровь и, по-видимому,
слегка повредил глаз. Стоя перед зеркалом, он внимательно и
сосредоточенно ра-смагривал покрасневший глаз и даже не расслышал
шагов Збышко.
- Что, Иван Михайлович, оплошал?
- Да вот, видишь, глаз что-то покраснел и веко опухло.
- Я сейчас помогу тебе, - засуетился Збышко. -Средство у меня одно
есть... Сию минуту принесу.
Збышко опрометью бросился из уборной. И почти тотчас вернулся с
пузырьком какой-то зеленоватой жидкости.
- Вот. Смажь на ночь. А я тороплюсь... Через час уходит мой пароход в
Штаты...
На душе Заикина потеплело. Он протянул руку своему недавнему
сопернику, но тот уже пятился к двери.
- Будь здоров, Иван Михайлович,-бормотнул он, не глядя на Заикина.
Рука повисла в воздухе...
На утро больной глаз чудовищно распух. Вызвали врача. Он тщательно
осмотрел Заикина и покачал головой. Затем попросил принести снадобье,
которым Заикин смазывал глаз по совету Збышко.
Врач открыл флакон, понюхал, и лицо его перекосилось от гнева. Он
горячо заговорил по-испански, а затем в сердцах плюнул на пол.
- Вам подсунули медный купорос,-сказал переводчик.- Необходимо
длительное лечение. Иначе вы можете потерять глаз.
Месяц спустя Заикин покидал Кубу. Когда слуга увязывал чемоданы, в
номер ворвалась толпа экспансивных гаванских газетчиков. Оживленно
жестикулируя, перебивая друг друга, они наперебой забросали русского
борца вопросами о причинах его неожиданного отъезда.
- Скажи им, друг любезный, что нашему брату - честному борцу-здесь
делать нечего,-попросил он переводчика.-Спорт в Америке-источник
няживы, а коли человек силен, то ему горло перегрызут.
- К черту Америку!- закончил Заикин свою речь и добродушно хлопнул по
плечу одного из репортеров. Тот крякнул и волчком завертелся по
комнате.
Русский борец мысленно подводил итоги своего заокеанского турне. Если
бы не жульничество, они сложились бы в ряд блистательных побед: над
Эвко, Збышко-Цыганевичем, Стэчером, Джо Комаром, немецкими чемпионами
Карлом Гаккеншмидтом (думаю, что Гордин ошибся - Георгом - прим.
Хаммера) и Деккером и другими, рангом поменьше.
"Нет, так я этого не оставлю,-думал Заикин, распаляясь все больше.-
Пусть хоть честные люди знают о мошеннических махинациях этих
антрепренеров".
- Вот что, братцы,-- остановил он репортеров и кивком предложил им
сесть.- Я хочу сделать заявление для газет,-пояснил он
переводчику.-Пусть запишут, что я возмущен нечистоплотными приемами
борцов и антрепренеров, которые практикуются в Америке. Я решил
передать дело адвокату для привлечения к уголовной ответственности
устроителей борьбы. Это первое. Теперь надо припечатать тех, кто
выступает под моей фамилией, а то уж больно много развелось в Штатах
Заикиных.
Видя, что его не поняли, Заикин стал объяснять: в Филадельфии, в
Сент-Поле, в Чикаго объявились лже-Заикнны. Один из них ему
ведом-товарищ по поездке. Иные же борцы, в том числе Станислав
Збышко-Цыганевич-старший, объявляют себя его, Заикина, победителями.
- Старая история,-усмехнулся атлет.-Было так и в России, и во Франции.
А меня, уважаемые господа, по-честному еще никто не клал на лопатки,
кроме Поддубного. Да. И на всех моих бумажных победителей в Штатах я
намерен подать в суд.
На следующий день газеты во всю комментировали заявление русского
борца. Было опубликовано и его письмо:
"Два месяца назад, законтрактованный менеджером Сигаролли, я выехал на
о. Кубу, где происходили матчи американской борьбы. В чемпионате
вместе со мной и Владеком Збышко было всего 15 борцов. Все они были
мною побеждены, не исключая Збышко, который в первый раз после
28-минутной схватки отказался бороться, а во второй раз я его положил.
К моему великому изумлению, я случайно из американских газет узнал,
что я одновременно боролся на Кубе и в Чикаго, где меня... победили.
Само собой разумеется, что это чистая ложь и кто-то, очевидно, в
корыстных целях, выставил за меня другое лицо, назвав его Заикиным.
Считая, что это прием совершенно не допустимый, граничащий с уголовным
преступлением, я решил привлечь менеджера к уголовной
ответственности..."
Тринадцатого июня 1925 года Заикин поднялся на борт парохода
"Левиафан". Он возвращался в Европу. В Париже его встретили заголовки
вечерних газет:
"Иван Заикин недоволен американцами", "Сенсационный русский атлет
возвратился непобежденным", "Заикин возбуждает судебное дело"...
Иван Михайлович бросился разыскивать Куприна. В небольшой скромно
обставленной квартирке писателя, где главным богатством были книги,
уже находился посетитель.
Куприн встретил его с большой душевностью и после первых расспросов
вспомнил, что не представил ему своего гостя.
- Вы не знакомы? Иван Михайлович Заикин, известный борец,- Алексей
Николаевич Толстой - известный писатель.
- Заикина знаю,- добродушно сказал Толстой, пожимая руку
атлету.-Российская, можно сказать, знаменитость. Ну, как, Иван
Михайлович, американцы?
- Жулики! - убежденно ответил Заикин. - Больше я туда - ни ногой, хоть
с голоду подыхать буду.
"На днях приехал в Париж после триумфа в Америке знаменитый русский
борец Иван Заикин,- писал Куприн в одной из парижских газет.-
Американские журналисты не без основания называют его в многочисленных
статьях и заметках "одним из самых сильных людей земного шара". Мы же,
русские друзья, знаем и ценим в этом колоссе широкую и добрую душу,
верность в дружбе и увлекательную прелесть его свободной волжской
речи, сдобренной метким наблюдательным юмором..."
