Море начинается в небе.
Поезд подъезжал к Одессе.
Убегали назад пыльные сады с белыми
мазанками, просвечивавшими сквозь тусклую зелень, словно осколки
зеркала. Потом потянулись длинные закопченные строения, дымившие
трубами, каменные коробки домов, запертые заборами точь-в-точь как
звери в загонах.
Паровоз сипло загудел, и вагоны, наталкиваясь
друг на друга, стали замедлять ход.
- Одесса, господа! - просунулась в дверь
голова кондуктора. - Пойдешь в нумера или знакомые какие тут
есть?-спросил его борец Григорий Самохвалов, прозванный за свою
страсть к лошадям Гришкой-лихачом.
- В нумера, вестимо. Куда все, туда и я. Толпа подхватила их и понесла
к выходу. На привокзальной площади гудел народ, выстроились ряды
извозчичьих пролеток.
"Ишь, как галдят. Будто на базаре",- подумал Иван, с интересом
оглядываясь вокруг. Народ здесь и в самом деле был непривычно
говорлив. Извозчики тянули приезжих за полы, хватались за их пожитки,
бесцеремонно заглядывали в лицо. В них-смуглых, бородатых, кричавших
нараспев гортанными голосами-было что-то цыганское, и Заикин с
невольным опасением крепче прижал к себе свой сундучок.
Лихач, заметив его жест, усмехнулся и лениво сказал:
- Не бойсь, у такого, как ты, не упрут. Побоятся.
Наконец сторговали извозчика. Лихач зачем-то обошел лошадь со всех
сторон, даже задрал ей губу и заглянул под брюхо.
- Вижу, господин понимает в лошадях. Это же не конь, а чистое золото,-
пропел извозчик.- На нем я могу свезти вас хоть в Петербург, к самому
царю-батюшке.
Взгромоздились в пролетку, застонавшую под их тяжестью. Возница
испуганно цокнул.
- Я же без колес останусь. С таких господ надо брать двойную плату.
Пролетка, бренча крыльями, покатилась к центру.
- Ты и впрямь, как лихач, вокруг лошади-то ходил,- ухмыльнулся Иван.
- Конюхом был. Потом возчиком,- добродушно ответил Самохвалов.- Потому
и лошадей люблю. И они меня понимают.
"Нумера" оказались большим каменным домом с темными закоулками и
переходами, с длинными коридорами, в которых стоял густой запах
плесени и пота.
Комната, в которую провел их коридорный, была, на счастье, светлой. В
ней, кроме двух неуклюжих кроватей, облезлого кресла, продавленных
гнутых стульев да линялых ситцевых занавесок, ничего не было. Зато в
окнах открывалась панорама города, сбегавшего к морю, виднелись серые
туши кораблей, -стоявших у портовых причалов или осторожно
пробиравшихся к выходу среди разной плавающей мелюзги - лодок и
буксиров, парусников и шаланд. А дальше - сколько хватал глаз -
темно-синяя гладь моря, сливавшаяся у горизонта с небом.
Иван, прильнув к окну, с жадностью рассматривал открывшуюся ему
картину.
- Пойдем, что ли,-тронул его за рукав Лихач.- Пожевать надо.
Заикин, не отвечая, оторвался от окна и зашагал за Самохваловым. По
темной лестнице, которую почти не освещали редкие газовые рожки, они
спустились вниз, в "заведение". Здесь все было просто и грубо, как в
номере. За простыми деревянными столами сидели и галдели люди.
Сквозь маленькие оконца с трудом пробивался дневной свет. Сизые облака
табачного дыма заволокли сидящих, и Заикин не сразу разглядел борцов
своей труппы. Они примостились в самом дальнем углу, сдвинув два
стола.
- Эвон наши-то! - воскликнул Лихач.- Уже устроились,- протянул он с
завистью.
Они подошли. В компании борцов было несколько незнакомых. Один из них
сразу бросился в глаза Заикину. Рослый, меднолицый, с копной
ярко-рыжих волос, он был в центре внимания собравшихся. И хотя
незнакомец больше молчал, все старались завладеть его вниманием.
Компания встретила Заикина и Лихача дружескими восклицаниями.
- Рекомендую: новая звезда арены, чемпион России по поднятию тяжестей
Иван Симбирский,- шутливо выкрикнул антрепренер.-Заткнул за пояс всех
петербургских знаменитостей вместе с графом Рибопьером.
Иван пожимал руки, смущенно бормоча "очень приятно".
- Ут-точ-кин! - привстал незнакомец и церемонно поклонился.
- Заикин,- еще больше смутившись, произнес Иван.
- Н-но-н-но,-воскликнул Уточкин.-Н-наконец-то я н-на-шел вас,
м-молодой человек. В-вам не к-ка-жется, что вы присвоили м-мою
фамилию? Эт-то я долж-жен был бы наз-зываться 3-аикиным.
Иван не сразу понял шутку и покраснел. Кругом захохотали. Улыбался и
Уточкин. Дружески хлопнув Заикина по плечу, он усадил его рядом с
собой. Вскоре они были уже на "ты". Уточкину понравился этот молодой
гигант, стеснявшийся и робевший совсем по-детски. Заикин не курил, и
Сергей Исаевич, сам не терпевший "дьявольского зелья", преисполнился к
нему еще большего благоволения.
- У к-курильщика т-труха, а не лег-кие. К-курец для спорта п-потерян.
Ишь, к-какие т-тучи р-развели, ч-черти,- ворчал он.
Узнав, что Заикин впервые в Одессе и еще не был на море, Уточкин
просиял.
- Идем, д-дружище, покажу т-тебе к-красавицу Одес-су. И м-море. А т-то
м-мы с т-тобой т-тут з-за-дохнем-мся.
Они попрощались и вышли, сопровождаемые недовольными возгласами. Как
только дверь за ними закрылась, Уточкин облегченно вздохнул и крупно
зашагал вперед, увлекая за собой Заикина.
На Дерибасовской он взял своего новоиспеченного друга под руку. Иван с
удивлением наблюдал, как велика популярность Уточкина. Чуть ли не
каждый встречный приветствовал его поклоном: одни почтительно, низко
сгибаясь и снимая шляпы, другие-с едва уловимой насмешливостью, третьи
- по-дружески, сердечно.
Вскоре их окружила свита горластых одесских мальчишек. Они скакали на
почтительном отдалении, выкрикивая: "Уточкин, рыжий пес!" "Батька
рыжий, мамка рыжа, сам я рыжий..."
Заикин вскипел, но, скосив глаза на Уточкина, увидел, что тот только
насмешливо улыбается.
- Эт-то они п-по любви ко мне. Хотят об-братить внимание.
Он остановился и поднял руку.
- Ш-ша, я уже знаю. С-ступайте домой, а з-зав-тра п-приходите на
ип-подром: будут велосипедные г-гонки.
Мальчишки исчезли, словно спугнутая стайка воробьев. А они продолжали
путь. Французский бульвар был полон гуляющими. Уточкин шел своей
легкой пружинистой походкой. Казалось, еще мгновение- и он оторвется
от земли и взлетит к небу - столько избыточной энергии рвалось наружу
из этого человека, бывшего такой же одесской достопримечательностью,
как бронзовый дюк Ришелье или знаменитая одесская лестница.
После долгого молчания Уточкин неожиданно заговорил:
- Этот припев сопровождал меня всю жизнь. Что ты хочешь-рыжий заика. Я
был хил и тщедушен, неповоротлив и беспомощен. Меня дразнили все кому
не лень. И тогда я решил: надо быть первым. Да, первым - и во всем, за
что ни возьмусь. Я стал тренироваться: .тайно ото всех, а то меня бы
подняли на смех.
И стал первым. А все равно дразнят, черти. Я для них не чемпион. Я так
и остался рыжим псом, городским сумасшедшим, потому что Одесса тоже
хочет иметь своего сумасшедшего. А мне через год тридцать, Уточкин
говорил с горечью. Она никак не вязалась с насмешливой улыбкой,
блуждавшей на его лице.
- Я добился своего-стал одесским сумасшедшим. Знаменитым, как этот дюк.
И все-таки я люблю Одессу. Это же Париж, черт возьми, или Марсель или
Неаполь. Итальянцы говорят: посмотри на Неаполь и умри" все равно,
мол, ничего лучше в мире не увидишь. А " говорю: посмотри на Одессу и
живи. И не будь я Уточкин, если тебе не захочется жить...
Уточкин улыбнулся. Они спускались по лестнице к порту. Огромное
солнце, медное, начищенное, колыхалась в такт их шагам. Вот оно
наткнулось на черную железную трубу, и расплавленная медь растеклась
по оконным стеклам, по листве платанов, по крышам.
Море мирно лизало деревянные сваи; ноздреватые каменные глыбы, обшивку
кораблей. Оно было добрым, это одесское прирученное море.
Они разделись и кинулись в его мягкие теплые объятия. Заикин - волгарь
- с восхищением, к которому примешивалось немножко зависти, видел, что
и вода для Уточкина - такая же привычная стихия, как земля. Он и
здесь, в море, был чемпионом: гибкое тело его скользило с дельфиньей
быстротой. С мостков раздались выкрики:
- Когда море горит? Когда рыжие купаются!
На берегу приплясывали неугомонные мальчишки. С наслаждением плескаясь
в воде, он видел, как Уточкин подплыл к берегу, поманил мальчишек и
повел с ними какой-то разговор,- розовый, стройный, с атлетически
развернутыми плечами и узкой девичьей талией, похожий издали на
служителя морского бога. Мальчишки разделись и с визгом бросились в
воду. Уточкин предводительствовал ими. Он показывал какие-то
замысловатые фигуры, нырял, кувыркался, криками подбадривая несмелых.
Освеженные, благодушно настроенные, они возвращались в город.
- Завтра гонки, Ваня. Я тебя затащу на ипподром - надо и тебе стать
велосипедистом. А потом мы с тобой выйдем в море на яхте...
Уточкин был полон планов. Планы просто распирали его. Не было такого
вида спорта, в котором бы он не пробовал свои силы. И при всем при том
он не был дилетантом. Верный своему правилу во всем быть первым, он
настойчиво вырывался вперед. А вырвавшись, став чемпионом, мало-помалу
охладевал к недавнему увлечению, и стоило появиться какому-нибудь
новшеству, как он тотчас отдавался ему со всей страстью, на какую был
способен.
-Стой!-И Уточкин замер у афишной тумбы, потянув Ивана за рукав. На
большом листе бумаги был изображен воздушный шар, похожий на оранжевое
куриное яйцо. Под ним болталась корзинка с человечком.
- "Полеты всемирно известного воздухоплавателя господина
Древницкого,-заикаясь от волнения больше обычного, читал Уточкин. -
Монгольфьер поднимает желающих из публики"...
- Я - ж-желающий!-вскричал он.
- И я!-заражаясь энтузиазмом Уточкина, подхватил Заикин.
- Полетим, Ваня!-хлопнул его Уточкин.
- Беспременно, Сергей Исаевич!-С Уточкиным он был готов идти в огонь и
воду.
На следующий день они отправились на розыски Древницкого. Повел их
приятель Уточкина, известный всей Одессе велосипедист Иван Сошников.
Сошников привел их на Большой Фонтан. Там, на самом берегу моря,
высилось неказистое строение, сложенное из каменных глыб, верно
какой-то склад. Оно было обнесено каменным же забором.
Место было пустынное. Две козы щипали редкую травку, чудом пробившуюся
сквозь каменистую почву. Где-то внизу мерно рокотало море. Пахло
смолой, рыбой и просоленным деревом. Так пахнут рыбачьи шаланды,
вытащенные на берег.
Уточкин недоуменно пожал плечами.
- Нашел место. Сюда же никто не придет. Они протиснулись в узенькую
калитку. Просторный двор был пустынен. В углу были сложены бухты
канатов, ящики, бревна, доски, а в центре желтела большая куча соломы.
Навстречу им поднялся сморщенный старичок. Он был бос, в рваных портах
и без рубашки.
- Скажи-ка, папаша, тут ли господин Древницкий?-спросил его Сошников.
- Это который? С шаром?
- Он самый.
- Нету их. В город ушли. Уточкин чертыхнулся.
- Может, подождем?-предложил Заикин. Они топтались на месте, не зная,
что предпринять, как вдруг во дворе показался худой, тщедушный
человечек, довольно небрежно одетый, похожий не то на мастерового, не
то на приказчика.
- Вам кого, господа?
- Вы не знаете, когда будет господин Древницкий?-с надеждой обратился
к нему Сошников.- Вы, верно, у него служите?
Незнакомец отступил на шаг и поморщился.
- Я и есть Древницкий. К вашим услугам...
Наступила неловкая пауза. Человечек был явно раздосадован тем, что его
приняли за какого-то мелкого служителя. Он важно достал из кармана
толстую сигару, откусил кончик и сунул ее в рот.
- Так чем могу быть полезен? - повторил "всемирно известный
воздухоплаватель".
Уточкин подошел к нему и представился. Лицо Древницкого сложилось в
подобие улыбки.
- О, премного наслышан о вас, господин Уточкин. Польщен знакомством.
Натянутость первых минут прошла. Они разговорились. Уточкин засыпал
его вопросами.
- А солома зачем? А канаты? - Солома - источник газа, канаты будут
удерживать монгольфьер,- важно отвечал Древницкий, не вынимая сигары
изо рта.
- А когда полетите?
- В воскресенье. Еще не получено разрешение полицмейстера.
Вскоре они были уже друзьями и сообща отправились в ресторан ужинать.
Древницкий поминутно вздыхал, жаловался на бедность, на большие
расходы, на косность публики, которая не любит платить, а любит только
смотреть. Он быстро захмелел и поочередно облобызал всех троих.
- Благодетели вы мои,- лепетал воздухоплаватель.- Всех с собой беру.
Все полетим.
- Это вместо мешков с песком, что ли?-ухмыльнулся Заикин.
- Вот именно,- закивал головой Древницкий.- К черту балласт!-И он
пьяненько захихикал.
Наступило, наконец, долгожданное воскресенье. Рано утром они были уже
на "базе" Древницкого. Воздухоплаватель, весь помятый, желтый и
угрюмый, суетился у разложенной на земле оболочки шара, проверяя ее
герметичность. Кивком головы он приветствовал всех троих.
- Рад вас видеть, господа. Ну-с, кто полетит?
- К-конешно, я!-воскликнул Уточкин.
- Нетто вы меня не возьмете? - обиделся Заикин.
- А как же я?-пробасил Сошников.
Древницкий пожал плечами.
- Не могу рисковать. Четверых шар вряд ли поднимет. Потом, вы,
господин Заикин, весите столько, сколько мы с Сергеем Исаевичем.
- А вы песку меньше берите, - предложил. Заикин.
- Если что, мы тебя выкинем,- шутливо протянул Сошников, хлопая
Заикина по литой спине.-Ты: вон какой крепкий: упадешь-не страшно.
- Падать-то я привык,- без улыбки подхватил Заикин.-А ежели вам
придется - поддержу. Силы у меня хватит. За волосья вытяну,
Все рассмеялись.
- Ну, хорошо, хорошо,- примирительно произнес Древницкий.-Посмотрим,
как шар.
Они стали с любопытством наблюдать, как, точно диковинный гриб, росла
оболочка шара, поднимаемая. силою "газа". Толстые веревочные стропы
были предусмотрительно привязаны к прочным дубовым кольям, глубоко
вбитым в землю. Заикин и трое добровольцев из публики вызвались
держать основные чалки.
Намотав на руку конец, Заикин расставил ноги и врос в землю.
- Нешто я один его не удержу,- бормотал он..
- Не удержите,- услышал его Древницкий.- И потом, надобно делать это
равномерно, с нескольких сторон.
Народ мало-помалу прибывал. "Чистая публика" покупала билеты и
протискивалась в калитку. Но, большинство толпилось за забором, откуда
был отлично виден шар, торчавший, как диковинное яйцо.
Древницкий руководил последними приготовлениями. Вот, наконец,
морскими узлами прихвачена корзина, вот шар оторвался от земли и
повис, удерживаемый стропами. Воздухоплаватель проверил выпускной
клапан, вытер пот со лба и оглянулся. Лицо его болезненно сморщилось.
- Разве это сбор, господа? Тут едва ли сотни две человек наберется.
- Подождем немного,- предложил Сошников.
Древницкий безнадежно махнул рукой:
- Разве Одессу чем-нибудь удивишь? Вот если бы сам царь соизволил
подняться со мной, тогда бы народ привалил.
- Едет! - раздались выкрики.
- Кто? - не понял Заикин. - С-сам полицмейстер,- усмехнулся Уточкин.-
Чем не ц-царь, Только наш, одесский.
Полицмейстерская тройка остановилась у калитки. "Сам", выпятив живот и
небрежно кивая в ответ на подобострастные поклоны, направился прямо к
Древницкому.
- Ну-с, господин воздухоплаватель, у вас все готово?
- Все, ваше превосходительство.
- Тогда можете лететь. Я дозволяю.
- А м-мне? - выступил вперед Уточкин. Полицмейстер осклабился.
- Смотрите не воспламените небеса, господин Уточкин. Мало у нас с вами
хлопот на земле...
- Б-бог не выдаст, п-полиция не съест,- парировал Уточкин.
Полицмейстер побагровел, не зная, как отнестись к ехидному ответу
прославленного спортсмена. А тот уже забрался в корзину. За ним
последовали Заикин и Сошников. Последним залез в корзину Древницкий.
Свежий ветер раскачивал рвавшийся в небо шар. Добровольцы из публики с
трудом удерживали стропы, натянутые как струны.
- Отпускай! Руби! - крикнул Древницкий и махнул рукой.
Шар плавно оторвался от земли и стал набирать высоту. Волшебное
ощущение свободного полета охватило Заикина. Волнение и даже легкая
боязнь от ожидания неизвестного, заставлявшие частыми толчками биться
сердце,- все это отступило куда-то в сторону. Сейчас он чувствовал
себя птицей, парящей в небе, вольной и сильной. Хотелось раскинуть
руки, кричать, петь. Видно, такие же чувства владели и его товарищами.
Он заметил, что и Уточкин, и Сошников, и даже озабоченный Древницкий
улыбаются.
- Э-ге-гей!-крикнул он.-Хорошо!
И хотя он крикнул в полную силу легких, звук его голоса заглох, словно
утонув в бескрайнем голубом куполе, распростертом над ним.
Заикин выглянул. Внизу маленькими букашками копошились люди. Под ними
была Одесса, и он слышал восклицания Уточкина, с трудом узнававшего
знакомые с детства места.
Казалось, шар неподвижно висит в воздухе. Ни ветерка, ни колыхания не
ощущалось здесь, на высоте полета чайки. И вместе с тем их
чувствительно сносило в сторону моря. Утлыми щепками виделись из
корзины сновавшие по заливу рыбачьи шаланды.
Шар перестал подниматься и теперь ровно плыл в воздушном океане. Но
Древницкий беспокоился.
- Низко идем!-крикнул он.-Боюсь, сейчас начнем терять высоту.
И действительно, шар начал помаленьку снижаться. Теперь явственно
ощущалось, что он не стоит на месте, а движется. Причем движется с
большой скоростью.
- Бросай мешок! - скомандовал Древницкий. Иван, нагнувшись, поднял
тяжелый мешок с песком и на вытянутых руках опустил его вниз. Корзину
качнуло,и она на какое-то мгновение скакнула вверх.
- Только бы выйти на косу,- бормотал Древницкий.
Иван пожал плечами.
- Несемся, а ветра нет.
- М-мы, как ветер, чудак-человек! - крикнул Уточкин.-Летим со
скоростью ветра, потому и не чувствуем его,- объяснил он, заметив, что
Заикин не понял.
Выбросили весь балласт, но шар продолжал угрожающе снижаться. Под ними
равномерно колыхалась изумрудная гладь моря. Чайки с пронзительными
криками носились вокруг диковинной громады.
- Поживу чуют,- усмехнулся Заикин.
- Я говорил, что нельзя лететь всем вместе,- лепетал бледный
Древницкий.- Пропадет теперь шар.
- П-прыгай, 3-аика. Эт-то из-за т-тебя, медведя, мы п-падаем!-с
веселым отчаянием воскликнул Уточкин.
Они вцепились в борт корзины, которая неслась теперь почти над самой
поверхностью моря, едва не задевая белые гребешки волн.
- Буксир!-закричал вдруг Сошников.-Идет на нас!
- Р-разде-вайсь!-озорно блестя глазами, скомандовал Уточкин и стал
быстро скидывать одежду. Все последовали его примеру. Только
отчаявшийся воздухоплаватель был недвижим.
Корзина мягко коснулась воды, затормозив полет шара. Чуть помедлив, он
лег на воду,- сморщенный, огромный, словно туша какого-то ископаемого
морского гиганта.
Все попрыгали в воду, кроме Древницкого, который с тупым отчаянием
продолжал цепляться за мокрый борт корзины, каким-то чудом державшейся
на поверхности.
- А все-таки хорошо мы полетали, братцы,- фыркая и отплевываясь,
бормотал Заикин.
- Во всех стихиях побывали,- пошутил Уточкин, не потерявший
присутствия духа и хорошего расположения даже в этой ситуации.
Буксир, непрерывно гудя, подходил к месту падения шара, приплясывая на
волнах. Длинный шлейф дыма тянулся за ним. Вскоре они уже были на
борту и наперебой комментировали свои впечатления. Матросы тралили
шар.
- П-поводите корзинкой-то, может и рыбки вытянете,- смеялся Уточкин.
- А мы, Сергей Исаевич, за вами шли,-рассказывал капитан.-Машина на
полных оборотах работает, а все равно не угнались: уж очень вы быстро
летели.
- Это он по-чемпионски,- ухмыльнулся Заикин.- Как же, дозволит вам
Уточкин себя обогнать.
Вечером они чествовали Древницкого. Воздухоплаватель был мрачен.
- Одни убытки, одни убытки,- горестно бормотал он.- Сбора еле хватило
на покрытие расходов, шар порван. У меня даже не осталось денег на
дорогу, господа. И все из-за вашего безрассудного желания лететь всем
вместе. Уточкин подмигнул друзьям.
- М-мы вам компенсируем расходы, господин Древницкий.
Он схватил заикинский картуз и, шутливо раскланиваясь, стал обходить с
ним всех сидевших в ресторанном зале борцов и спортсменов.
- П-пожалуйста. Одесса вас р-раз-зорила, Одесса вас одарила.
Скомканные ассигнации посыпались на стол перед Древницким.
- А я теперь не успокоюсь, пока не приобрету ковер-самолет,-шутливо
продолжал Уточкин.-Хорошо в небе-городовых не видно, полицмейстер не
достанет. Да и самому царю-батюшке не угнаться. Разве что архангелов
попросит...
- Архангелы-не его ведомства,- вставил Заикин.
- Так что, полетим, Заика?
- Полетим, Сергей Исаич!-подхватил Заикин. Никто из них не предполагал
тогда, что этот шутливый разговор через несколько лет обернется явью.
