В людях.
- Сила у тебя, парень, неимоверная, да-с. И
чего ты с хлеба на квас перебиваешься? Ступай-ка на ярмарку в Царицын.
Будешь купцам свою силу казать. Уж больно они силачей любят, купцы-то,
глядишь, в день целковый насуют - по алтыну да по пятаку. Ступай,
браток, вот тебе весь сказ. Иван слушал своего доброхота, а в уме уже
зрело решение: "Все равно хуже не будет, да и деньги пока есть". От
пятидесяти рублей, которые он получил в цирке за победу над Снежкиным,
осталось рубля три с мелочью. Львиную долю забрал отец, несказанно
обрадованный словно с неба свалившимся деньгам.
- Ты, Ванятка, оставайся, а я ужо пошел.
Деньги эти на обзаведение нам. Хозяйство теперь поднимать буду.
Коровенку купим...
А доброхот потихоньку свое гнул:
- Иди, сыт будешь, обут будешь. С ватагой
иди. Придешь в Царицын, бери расчет - и на ярмарку. Да-с...
А чего ж в самом деле не пойти? Иван и так не
гнушался любой работы. Вот и крючником был, и поводырем у слепца, и
лямку тянул в бурлацкой ватаге...
- Ты ведь у нас знаменитость...- продолжал
доброхот...
Иван встретил его в трактире, куда они
забрели с отцом из цирка в тот памятный вечер, когда Иван а несколько
минут стал городской знаменитостью - победителем Снежкина.
Сухонький, с маленькими бегающими глазками
под высоко вздернутыми на лоб бровями, неопределенного возраста,
человек этот вначале не понравился ни Михаиле, ни Ивану. Не понравился
той бесцеремонностью, с какой подсел к их столу и тотчас вступил в
разговор.
- Ты что ж, господин хороший, чиновничья
.кость,- оборвал его Михаила,- никак, нам кумом приходишься? Не
признал я тя что-то.
- Семен Никифоров Предтеченский, по акцизному
ведомству служил, а ныне большим почитателем борьбы-с являюсь. Узрел
сего Голиафа и свой восторг не могу не выразить-с.
- Никакой я не Голиаф, - обиделся Иван. - Я
крещеный.
- Голиаф, молодой человек, это есть символ
мощи нечеловеческой, непобедимости дерзновенной.
Новый знакомый оказался большим любителем
горькой. Подвыпив, он полез обнимать Ивана.
- Титан, аки Геракл, Немейского льва победивши.
Только умение вот надобно. Тогда такой будет кураж, такая слава, что
Снежкину против нее никуда. Человек не отставал от Заикиных и все
следующие дни. Он свел Ивана с борцом-любителем Владиславом
Пытлясинским, инженером-электриком по профессии.
Пытлясинский, решивший в то время целиком
посвятить себя спорту, стал учить молодого грузчика некоторым приемам
французской борьбы...
- ...Терять тебе, друг мой, нечего, ступай, в
люди выйдешь, - повторял Семен Никифорович.
Сколько раз уже слышал Иван эту фразу. А
вышел ли он в люди? Он оглядел себя с головы до ног. "Нет, - подумал
он,- в люди я не вышел. Все голь перекатная". На ногах лапти, обычные
лыковые деревенские лапти. Штаны изодранные, с залатанными коленками.
На голове - войлочная шляпа, да рваный армячишко на плечах. Словом,
бурлак.
- Дал бы ты мне, Ваня, исполин ты мой,
двугривенный. В карманах ветры свищут, а в животе музыка играет, с
утра крохи во рту не было.
- Пропьешь ведь,- буркнул Иван, доставая
монету.
- Дак уж рюмашечки не миновать,- осклабился
Семен Никифорович. - За твои успехи. Быть тебе великим борцом.
...Затерялся Иван в гомонливом Царицыне,
соломинкой носило его по ярмарочному морю. Много лапотников шаталось в
ту пору по ярмарке, и никто не обращал на парня никакого внимания.
В первый же день Ивану посчастливилось. Толпа
прибила его к помосту, на котором какой-то силач жонглировал
двухпудовыми гирями. Копейки и даже пятаки сыпались в его шляпу.
Иван решительно протиснулся ближе, поглядел,
затем бесцеремонно раздвинул тесный кружок зрителей и очутился рядом с
силачом.
- Дозволь, дяденька, попробовать.
- Штаны-то побереги, малый, и так заплаты
некуда ставить,- беззлобно сказал обладатель гирь.- Ты сначала
объявись, а то живот надорвешь, и в поминание не запишут.
Кругом засмеялись.
- Дозволь, господин хороший, - не то прося, не
то требуя, повторил Иван.
И, не дождавшись разрешения, сбросил
армячишко, нагнулся и легко, играючи, поднял гири. В толпе ахнули.
Оборванец держал двухпудовики на мизинцах.
- А так можешь?! - выкрикнул Иван и,
подбросив гирю, поймал ее на грудь.
- Постой, постой, откуда ты такой выискался? -
С этими словами на помост взошел грузный мужчина, одетый по-господски.
Он глядел дружелюбно.
- А еще что можешь?
- Он все может, силы великой, Константин
Иванович, - услужливо подсказали в толпе.
Не слушая, тот, кого назвали Константином
Ивановичем, обратился к толпе:
- Пятак есть у кого? Отдам гривенник.
Чья-то рука протянула ему толстый медный
пятак.
- Согнешь? - задорно спросил он у Ивана.
- Попробовать надо, а жалко.
- Моя воля - мой расход. Не обижу. Ну?
Иван помял монету в пальцах. Она не
поддавалась.
- А ты сядь на нее,- посоветовал чей-то
насмешливый голос.
- Зубами ее, зубами...
- А ну, цыть! - прикрикнул Константин
Иванович.- Ты откуда такой будешь?
- Дальний я, талызинский, - ответил Иван.
- Работа есть?
- С ватагой пришел. Рассчитался я.
- В дворники ко мне пойдешь? Сыт, обут, одет
будешь. Не обижу.
- Отчего ж не пойти, ваше степенство?
Константин Иванович Меркурьев, один из
совладельцев известной фирмы "Братья Меркурьевы и компания", славился
.не только своим богатствам, но и страстью к борьбе и тяжелой
атлетике.
Было Меркурьевых пять братьев. Все как на
подбор силачи. Был у них в Царицыне добротный дом, а во дворе
построили они нечто вроде небольшого зала для гимнастических и
атлетических упражнений.
Привез Меркурьев Ивана домой, поселил во
флигельке, стоявшем в глубине двора. Там было прохладно, пахло мятой и
еще какими-то травами. В стенку были ввернуты кольца, на полу лежали
матрацы, набитые не соломой, а волосом, стояли диковинные машины,
впервые увиденные Иваном - велосипеды. Поупражнявшись с гирями,
которых тут была целая семья - от пудовой до пятипудовой, братья
начинали бороться. Константин Иванович был здесь за старшего.
Поначалу он заставлял Ивана приглядываться. А
потом раз за разом стал вызывать на борьбу с братьями. Сам Константин
Иванович не принимал в ней участия.
- Ты, брат, все-таки больше силой берешь, -
наставительно говорил он Ивану, который без труда укладывал всех его
младших братьев. - А одной силой многого не добьешься. Надобно и
уменье. Не зря говорится: "Велика Федора, да дура". Тебя борец втрое
слабее положит на лопатки. Вот, гляди-ко.
И Меркурьев-старший показывал ему серию
борцовских приемов. Непонятные слова - "суплес", "рулада", "тур де
бра", "нельсон", "партер" и десятки других постепенно раскрывали свой
смысл.
- Одна сила не делает борца,- любил говорить
Константин Иванович.- Еще голова со смыслом нужна. Чем башковитей
борец, тем труднее его победить. Борцу надобны быстрый ум,
хладнокровие, расчет.
Однажды хозяин принес Ивану книжку.
- Вот, читай. Яков Кох, чемпион мира,
написал. Самоучитель французской борьбы...
Иван недоуменно повертел ее в руках,
полистал, протянул обратно.
- Бери, бери.
- Я, ваше степенство, грамоте не обучен.
- Вот те раз! - изумился Меркурьев. - Тебе
сколько лет?
- Двадцать...
- Это, брат, вовсе никуда. Какой же из тебя
атлет, раз ты свою фамилию написать не Можешь.
Вечером хозяин прислал к нему приказчика
Тимофея со строгим наказом - обучить Заикина азбуке и чтению.
- Ну, Заика, медведь ты этакой. Гляди на
буквы и запоминай. Это аз... Ученье продвигалось быстро. Помогла
природная сообразительность Ивана. И через две недели он уже читал по
складам.
После букваря первой его книгой стал
самоучитель французской борьбы. Он прямо-таки с удовольствием водил
пальцем по строчкам, выговаривая вслух и по ребячьи радуясь каждому
слову.
- ...Пол-ное ру-ко-вод-ство фран-цуз-ской,
или гре-ко-рим-ской, борь-бы и ат-ле-тики... Ишь ты, как складно:
Руко-вод-ство...
Жизнь текла спокойно и размеренно. Хозяева
покровительствовали своему дворнику. Они видели в нем восходящую
звезду российского спорта. И, кто знает. может, удастся когда-нибудь
погреть руки на огне чужой славы. Меркурьевы были промышленниками,
торговцами и к бескорыстному увлечению спортом помаленьку примешивали
расчет.
В блестящей будущности Заикина никто не
сомневался. И не раз глава дома с восхищением оглядывал атлетическую
фигуру Ивана, скребущего полы в прихожей, приговаривая:
- Эко чудо господь сотворил. Чистый Илья
Муромец.
И кричал ему, топя в грубой шутке свое.
восхищение:
- Легше, жеребец. Протрешь пол-то. Ишь, как
выперло тебя. В телегу впору впрячь...
Меркурьевы не изнуряли молодого Заикина
работой по дому. Только постепенно загружали его упражнениями в своем
"гимнастическом зале".
Константин Иванович сам занимался с Иваном. И
хоть он был крепок и силен и запросто орудовал двухпудовыми гирями,
дворник без всяких усилий подминал его под себя.
- Ты что это над хозяином творишь? - тяжело
пыхтя и отдуваясь, полушутя-полусерьезно набрасывался он на Ивана. -
Забыл, кто я таков?! Прогоню, жеребец ты этакой.
- Вы сами приказали, ваше степенство.
- Приказал-то приказал. Да нешто я велел себя
мять?
- Да я легонько ведь, - оправдывался Иван.
- Легонько! - передразнивал его Меркурьев. -
Не заметишь, как и придушишь...
День за днем набирался умения новый дворник.
Становился ловчее, постигал все хитросплетения приемов классической
борьбы. Он твердо помнил и науку Пытлясинского: "Борец должен быть
хитрым, расчетливым, смелым, даже против сильнейшего противника".
Настал день, когда Константин Иванович с
удовлетворением сказал:
- Ну, брат, завтра у нас в цирке чемпионат
открывается. Будешь бороться. И добавил:
- Большому кораблю большое плаванье. Иван
Заикин выходил на арену всероссийского спорта.
