Дебют.
Утром все втроем отправились в городской сад.
- К хозяину борцов, слышь, идем,-шепнул
Антипка, заговорщицки подмигивая.
- Вы тут постойте, я сейчас,-сказал Африкан
Егорыч, ныряя в низенькую дверь большого балагана, над фронтоном
которого чернели буквы "Театр" и была нарисована пузатая лира,
почему-то напомнившая Ивану хозяйский самовар. Вскоре из двери
показался, пятясь задом, Африкан Егорыч, за которым шагал старик с
крашеными усами. Это был антрепренер борцовской труппы. Он осмотрел
Ивана с ног до головы, потом подошел и, словно барышник, стал
ощупывать его руки и ноги.
- Да-а-а, ничего экземплярец,- протянул он
хрипло.- Что ж, бороться вздумал?
- Все одно - хошь бороться, хошь нет. Это уж
как прикажете.
Африкан Егорыч топтался вокруг антрепренера,
заглядывал ему в лицо и бормотал.
- Вы, ваша милость, не сумлевайтесь-силища
страшная! На Волге баржу один тянул.-Лавочник оборотился к друзьям и,
подмигнув им, продолжал:--Намедни у меня во дворе навалили ему на
спину пять мешков муки...
- Шесть!-выпалил Антипка.
- ...шесть,- подхватил лавочник.- Снес, и
хоть бы што. А в каждом - пудов по пять будет.
- Ну хорошо, хорошо,- нетерпеливо прервал его
антрепренер.-Пускай через три дня приходит сюда. Только одень его
поприличней. А то вон на нем рвань какая.- И старик, брезгливо
поморщившись, повернулся и пролез в балаган. - Вы не сумневайтесь,
ваша милость, все сделаем,- прокричал ему вдогонку Африкан Егорыч.
Когда шли обратно, лавочник поминутно хлопал
Ивана по плечу и, довольный, словно он, а не Иван выйдет на цирковую
арену, говорил:
- В люди выйдешь, паря! Я из тебя человека
сделаю... Пока живи в дворниках. Положу два с полтиной в месяц. Да
кормить буду. Ты вон какой-на один прокорм рублей тридцать надо.
Иван на все был согласен.
Через три дня Африкан Егорыч и Антипка снова
повели Ивана в городской сад. На Иване была какая-то странная
поддевка, видно, раздобытая лавочником у старьевщика и потому тесная
для его огромного, ладного тела, и короткие, вытертые в коленях
плисовые штаны.
Иван чувствовал себя очень неловко в своей
новой "господской" одежде, поминутно взглядывал на штаны и поддевку,
расстегивал и застегивал пуговицы на ней, не зная, куда девать руки.
Он боялся сделать лишнее движение или
развести плечи, потому что одежка трещала на нем при всяком повороте.
Видно, со стороны фигура этого дюжего парня в
одежде с чужого плеча казалась странной, потому что прохожие и
проезжие непременно норовили оглянуться на всю троицу, а некоторые
откровенно посмеивались.
В городском саду играл оркестр. По аллеям,
несмотря на сравнительно ранний час, уже бродили гуляющие.
И здесь комически важная фигура Ивана,
старавшегося не улыбаться, вызывала всеобщее внимание. Он замечал это
внимание, смущался и, наконец, когда они подошли к той самой двери
балагана, куда давеча заходил Африкан Егорыч, решительно, не ожидая
приглашения, пырнул внутрь.
Дверь эта вела в полутемный коридор, где
пахло почему-то конюшней и по обе стороны были маленькие двери.
После яркого дневного света глаза долго не
могли привыкнуть к этому полумраку. Лавочник, почтительно изогнувшись,
деликатно постучал пальцем в одну из дверей.
"Войдите!" - послышался оттуда знакомый
старческий голос. Африкан. Егорыч приоткрыл дверь и, махнув Ивану
рукой, бочком пролез в нее, вежливо поздоровался с антрепренером.
- Вот, привел к вашей милости.
Старик с крашеными усами посмотрел с
недоумением на диковинный наряд Ивана, и его громадное тело
заколыхалось от смеха.
- Ох, уморил, каналья!-смахивая набежавшие
слезы, хрипел он.
- Серж!-позвал старик.
Из соседней комнаты вышел невысокий бритый
мужчина лет примерно сорока с живыми черными глазами на смуглом,
восточного типа лице.
- Вот, рекомендую, погляди на это пугало,-
сказал антрепренер, все еще сотрясаясь от смеха.- Бороться пришел...
Мужчина, которого звали Сержем, сдержанно
улыбнулся, бесцеремонно ткнул Ивана, багрово-красного от смущения, в
живот и коротко приказал:
- Раздевайсь!
Иван стоял-словно аршин проглотил.
- Ну, чего стоишь, верста коломенская? -
рассердился Серж.- Сказано раздевайсь.
- Снимай одежу-то!-прикрикнул на него Африкан
Егорыч.
Иван стал неуклюже стаскивать с себя
поддевку, стянул рубашку и остановился.
- Все снимай! - нетерпеливо приказал Серж.
Иван остался в чем мать родила.
- Да-а, фигура знатная!-не скрывая
восхищения, промолвил Серж, оценивающе оглядывая его.- Откуда такой
будешь?
- Из Талызина мы,- багровея и стыдливо
прикрываясь ладонью, выдавил Иван.
Африкан Егорыч угодливо сказал:
- Такой парняга, господин хороший, еще как и
ход пойдет. Это всем борцам не подарок,- повторил он понравившуюся
фразу.
Старик-антрепренер, видимо, из бывших борцов,
шагнул тем временем в угол, выбрал из кучи тряпья самое большое трико
и подал Ивану.
Иван взял трико, остро пахнувшее потом, и
стал вертеть его. Это была одежда, которой он не видывал ни разу и
потому не знал, как с ней быть. Видя замешательство парня, старик
поспешил ему на помощь. Вдвоем они кое-как натянули трико.
- Ну вот, теперь ты готов,- сказал
антрепренер, с силой хлопнув Ивана по шее.- Пошли!
И он повел Ивана по коридору. Африкан Егорыч
и Антипка, стоявшие тут же, поспешили было за ними, но старик сказал:
- Куда?! Нельзя! Серж, проводи этих в зал.
В комнате, куда привел Ивана антрепренер, на
скамьях сидели или полулежали борцы - участники будущего чемпионата.
Все они с любопытством воззрились на Ивана.
- Вот, рекомендую,- волжский богатырь из села
Талызина, Иван... э, как тебя?
- Заикин,- подсказал Иван.
- ...Заикин,- продолжал старик. -. Будет
бороться.
В это время где-то за стеной весело грянула
музыка. Послышались аплодисменты. "Будто горох просыпали",-подумал
Иван, становясь смелее и всматриваясь в своих будущих соперников. "Все
здоровые,- отметил он про себя.- А ну, как положат перед всем
народом!" От этой мысли он даже поежился и, чувствуя себя все более
неловко, опустился на краешек скамьи. Сидевший на ней грузный, бледный
атлет, уже немолодой, ноги которого были разрисованы синими ручейками
набухших вен, дружелюбно спросил:
- Много боролся-то?
- Да нет. Вот так, в цирке, ни разу... В это
время вошел тот, которого звали Сержем, и крикнул:
- Выходи по одному! Парад алле.
- Вставай,- сказал Ивану сосед и потянул его
за руку к выходу, где стояли, выстроившись в шеренгу, борцы. К первому
из них рысцой подбежал Серж, выпятил грудь и зашагал в распахнутую
дверь, которая вела на арену. На мгновение Иван растерялся и даже
зажмурился. Цирк весь был залит огнями, и глаза от этого невиданного
великолепия плохо видели. Стараясь не потерять спины впереди
шагавшего, он маршировал под шумно игравший оркестр, неловко
размахивая руками и выбрасывая вперед негнувшиеся ноги.
Передний неожиданно остановился, и Иван, не
успев задержаться, наткнулся на него. В публике заметили - раздались
сдержанные смешки.
Серж-арбитр чемпионата, вышел вперед, поклонился и начал:
- Уважаемая публика! Господа! Сегодня вашему
вниманию предлагается крупнейший волжский чемпионат классической
борьбы. Вы увидите схватки сильнейших борцов России, Германии,
Франции...
Серж повернулся к выстроившимся полукругом
борцам и стал выкликать их по очереди. Вызванный делал шаг вперед и
кланялся публике.
"Видно, и до меня скоро дойдет черед,-
тревожно подумал Иван.- Надобно поклониться, а как?" Все в голове
перепуталось от волнения.
- Иван Заикин, богатырь из села Талызино
Симбирской губернии,- выкрикнул арбитр.
Иван не трогался с места. Ноги точно налились
свинцом. В ушах шумело.
- Ступай, это тебя,- шепнул ему сосед.
Иван всем корпусом подался вперед, неловко
взмахнул руками и трижды в пояс, по-деревенски, поклонился.
В публике засмеялись, зашумели. Раздались
нестройные хлопки. Аплодировали Ивану. Верно, зрители поняли по его
смущенному виду, что этот мускулистый гигант впервые вышел на арену, и
почувствовали к нему симпатию.
Ободренный, почувствовавший себя уверенней.
Иван наконец смело взглянул в зал и отошел на свое место. Мысли
потекли ровней, свободней.
Затем участников чемпионата снова увели за
кулисы.
- Теперь будем ждать своей очереди,-
дружелюбно сказал ему сосед, заметивший полную неопытность новичка.-
Как вызовут, выйдешь на арену, пожмешь руки арбитру и напарнику, да и
публике поклонишься. Арбитра слушайся. Что он ни скажет, то и делай.
Он сейчас главный.
Иван боролся в последней паре. Его
противником был старый опытный борец Мюллер. Теперь, уже попривыкнув,
он без волнения ждал начала поединка, внимательно глядя то на своего
партнера,- небольшого роста, но очень широкого в плечах и сильного
немца, то на арбитра и боковых судей, то на публику.
Прозвучал сигнал, и Иван, помня наставления,
вышел вперед. Началась схватка.
Немец, видя неумелость и неопытность своего
противника, зло издевался над ним. Он то бил его головой в грудь, то,
будто нечаянно, ударял кулаком по лицу, то с размаху двигал коленкой в
живот.
Иван был оглушен. Он то и дело недоуменно и
беспомощно взглядывал на арбитра, на жюри, словно спрашивая: "Неужто
это по правилам, неужто так и надо?"
Но те равнодушно следили за поединком на
арене и, казалось, ничему не удивлялись. В публике шикали.
И вдруг, побагровев от злости и напряжения,
Иван набросился на немца. Он стиснул его в своих могучих объятиях,
поднял в воздух и с размаху швырнул на ковер. Навалившись всем телом,
он с силой прижал его лопатками к полу. Зал неистовствовал.
- Так его, немчуру! - кричали из публики.-
Жми, парень! Покажи ему силу русскую!
Галерка бушевала. Оттуда раздавался
оглушительный свист, восторженные крики.
Арбитр, не ожидавший такого исхода,
засуетился, поднял руку и без всякого воодушевления выкрикнул:
- Победил чистым туше Иван Заикин из села
Талызина Симбирской губернии. Музыка грянула туш, и Иван с сияющим
лицом проследовал за кулисы.
- Медведь проклятый!-зло прошипел сзади
чей-то голос. Иван с удивлением оглянулся и увидел хозяина чемпионата.
Крашеные усы его негодующе шевелились, глаза
метали искры.
- Разве ж тебе, дуболому, велено было класть
его на лопатки?! Ты должен был сопротивляться- и все.
Иван недоумевал. Округленными от удивления
глазами он смотрел то на арбитра, стоявшего рядом, то на антрепренера.
Оказывается, ему вовсе не нужно было побеждать, ему была отведена роль
манекена, которого на потеху публике должны были положить на обе
лопатки. Антрепренер с досадой махнул рукой и швырнул к ногам Ивана
его "господскую" одежду.
- Одевайся и убирайся! - прохрипел он.-
Деревенщина. Еще в борцы лезет.
Одевшись, Иван вышел на улицу, где его уже
поджидали Африкан Егорыч и Антипка. Они были в восторге.
- Ох, и ловко же ты его!-захлебывался
лавочник, семеня рядом с Иваном.
- Пускай знает немец, как супротив наших-то
бороться,-вторил ему Антипка.
А на душе у Ивана было не очень-то радостно.
Он чувствовал, что его силе, его железным мускулам противостоит
какая-то другая сила - темная, неуловимая, но могущественная.
