Бывало, молодые парни подходят ко мне и
спрашивают:
— Давид, подскажи, пожалуйста, как бы это
перебороть страх перед штангой?
Отвечаю: что вы, ребята! У меня у самого
затылок холодеет, когда наклоняюсь над штангой. В самом деле, если она,
допустим, весит килограммов 180, а сам — 90; а мне ее надо не толкать, а
рвать, то есть взметнуть вверх одним движением...
Да и при толчке — разве легче? В момент, когда
штанга ложится тебе на грудь, в подседе, испытываешь удар весом около
300 килограммов! Состояние...
Ян Тальтс, например, называл это состояние
«почти умер». В свое время прославленный штангист давал мне уроки теории
и практики. Новичок сборной, я жадно ловил каждую реплику, каждый жест
немногословного эстонца. Но в таких случаях он правда не скупился на
слова.
— В момент подрыва спортсмену нужна смелость! —
говорил мне Тальтс. — Ты уходишь под штангу, сейчас она на тебя
наваливаться будет. Так встречай ее, как мужчина!
Ян терпеть не мог, если кто-либо на
соревнованиях «делал тягу» — то есть поднимал снаряд до колен и,
«обессилев», бросал.
— Тягу делают на тренировках, — морщась,
говорил он в таких случаях. — А если ты вышел на соревнования — не смеши
людей. Борись. Или не выходи совсем! Толкать штангу с груди вверх —
смелость нужна, особая! — втолковывал мне Ян.— Встал — ты уже почти
умер. Бывает, света не видишь, ничего не видишь! Предельный вес. А ты
соберись — и толкай!
Вот и меня когда спрашивают — что делать, если
штанга не поддается, — я обычно отвечаю: терпи казак! Как? Чувствуешь —
нечем ее поднимать. Однако бросать не спеши. Встаешь из подседа, вдруг
покачнулся — штанга должна падать по всем канонам. Не торопись бросать.
Подставь себя под нее, поборись! Тут как будто ныряешь на дальность:
кажется, все, не можешь больше, нет сил — а вода прозрачная, а цель
видна, зачем же всплывать? Уперся, доплыл — вытерпел!
В штанге ведь тоже видна эта цель. У нас даже
был когда-то термин «вытерпеть подрыв», теперь почему-то его не стало.
Говорят, сила, сила... Всего важнее характер! Его надо воспитывать, и не
только на помосте или футбольном поле. Везде.
Я никогда не боялся потерпеть под штангой,
потому что приучен к таким вещам с детства. В сельской кузнице, помню,
обжегся каленым железом — не вопил. А однажды был такой случай: стоял я,
четырнадцатилетний парнишка, рядом с груженой телегой на песке —
босиком, натурально. Зазевался, и вдруг быки тронулись. Обитый железом
узкий обод медленно катился через мою ступню. Боль была
умопомрачительная, однако я не заорал. Хотя, наверное, никто бы не
осудил. Но не хотел позориться перед самим собой, что ли. Раз сознание
еще есть — можно побороться и с болью.
Вот так и в спорте. Помню, в Вильнюсе на первом
своем чемпионате СССР вставал со 190-килограммовой штангой на груди —
был тогда средневесом. Как она меня гнула, как тянула к помосту, как
хотелось ее бросить к чертовой матери... Но мозг мой ее, грубо говоря,
не бросал — и руки тоже не отпустили. От головы все зависит, как и в
любом деле. Все тело трещит, кровь гудит, а сознание не сдается —
значит, ты не проиграл. Организм не выдаст, не бойся. Он, наверное,
рассуждает так: раз уже у него такая голова упрямая — что ж нам, костям,
ломаться? Вот он и включает резервы, те, о которых еще никто не знает:
когда, например, старуха во время пожара рояль в одиночку стаскивает и
т. д. Потому-то мы, спортсмены-чемпионы, живо интересуем медиков,
физиологов, что умеем, выходит, черпать силы где-то в запредельных
зонах.
А страх — как его преодолеть? Я не кокетничаю,
если говорю, что у самого порой на затылке волосы шевелятся, когда над
грифом наклоняешься. С рекордным весом какое кокетство? Страх ты не
преодолел, он при тебе, и все твое тело и часть сознания орут против. Но
ты идешь поперек этого страха, тебя подталкивают воля, упорство,
упрямство наконец.
И подвига тут никакого нет. Я вообще не люблю
такие высокие слова применять к спорту. Они не должны входить в привычку
и ветшать, как платье. Если ты все-таки поднял тяжеленный снаряд —
значит, был на это способен.
Но вот что хочу особо подчеркнуть; все эти
сверх-усилия возможны только, если у атлета
свежая голова, свежие нервы. Я уже говорил о том, что все свои старты
почти досконально помню. А вот те, которые были неудачны, в сознании не
остались. Это и понятно: по той или иной причине, я неважно себя
чувствовал — вот и выступал как слепой, самого себя не видел. Как же тут
можно выиграть?
К сожалению, дилетанты как раз этого не
понимают или не хотят понимать: приседание с контрольным весом — это им
доступно, это впечатляет. А нервы, голова? Это все — от лукавого:
«пахать» больше надо, вот и будешь сильнее всех! И начинаются за месяц
до соревнований контрольные старты, «прикидки», как мы их называем.
Атлет показывает свою мощь стенам тренировочного зала, да двум-трем
спортивным руководящим работникам. Он, здорово рвет и толкает штангу,
все довольны. Но к соревнованиям парень придет уже не тот: да, он будет
выкладываться до конца, но он просто уже меньше стоит. Он растратился,
вернее, его растратили. Тут очень тонкое дело.
Сколько нервов стоили мне такие вот прикидки!
Уже и опытный был, и старожил сборной страны. Однако, нет-нет, да и
заведут перед соревнованиями старую пластинку.
— Сколько там собирается Давид поднять на
чемпионате в рывке? 180, говоришь? А на тренировках он этот вес
поднимал? Почему нет? Как же он собирается справляться с таким громадным
весом на соревнованиях? А на тренировках, выходит, будет отдыхать? Так
дело не пойдет! Пусть хоть раз зафиксирует 180, потом мы посмотрим, как
быть дальше.
А мне не нужно было поднимать на тренировках
предельные веса. Это давно и многократно доказано. Соревнования
действовали на меня как допинг, соперники прибавляли силу, зрители —
уверенность. В итоге я прибавлял еще минимум десяток килограммов.
Такой же был и двукратный чемпион мира Виктор
Соц из Донецка, он сменил меня в сборной в категории до 100 кг. Всю
спортивную жизнь доказывал он тренерам, что не стоит ему тратить нервы
на лишние «прикидки».
— Оставьте меня в покое, подниму сколько будет
нужно на соревнованиях, — молил наставников этот надежный боец.
Но нет, они обязательно должны были выпустить
пар из мощной машины. На душе сразу делалось спокойнее: гляди-ка, Виктор
и впрямь силен как черт, а «пашет» на последних тренировках вроде как
без огонька. А то, что мы умеем этот свой огонек поддержать без чужого
сквозняка, хотим донести его до главного костра, понималось плохо. Не
всегда так было, но все-таки чаще, чем можно терпеть. И не оттого ли
замучили травмы Виктора? Он ушел из большого спорта, без сомнения, не
раскрыв свой огромный потенциал. Удивительно, что об этом интереснейшем
атлете так мало писали. Чего стоил, например, его толчковый швунг! Соц
был, пожалуй, единственным в мире большим атлетом, который толкал штангу
без привычных ножниц, «швунговал», как мы говорим. Этим мягким,
экономным движением Виктор поднимал рекордные веса!
Но тут опять же — рецепт не для всех. Некоторым
штангистам просто необходимо сначала поднять вес на тренировке,
прочувствовать его — иначе можно даже не надеяться, что на соревнованиях
с ним справится. Таков, например, наш «мухач», экс-чемпион мира Юрик
Саркисян: на чемпионатах он может поднимать только уже «пройденные» в
тренировочном зале веса. Так что тренер сборной должен понимать
индивидуальность каждого атлета, должен верить ему, верить его личному
тренеру — иначе неизбежны выстрелы вхолостую либо вообще по своим.
Истину, что штангу поднимают не только силой, я
усвоил раз и навсегда на своих первых международных соревнованиях.
Чемпионат мира. США. 1970 год. Первый вообще выезд за границу — и сразу
за океан! Я человек довольно впечатлительный. И вот представьте себе
ситуацию, что крестьянский парень, отслуживший в армии, через полтора
года довольно серьезных занятий спортом попадает в заокеанскую огромную
страну. И там он должен отстаивать честь советского флага. Было отчего
закружиться моей молодой головушке. Аэропорт имени Джона Кеннеди,
пестрая толпа бульваров, фильмы о любви — из кинотеатра я выскочил с
пылающими ушами... По ночам мне снились интриги, кошмары — обстановка
вокруг чемпионата складывалась как никогда напряженная, провокаций
хватало. Короче говоря, я потерял контроль над собой. Отчасти был
ослеплен, отчасти — оглушен. И как выступать, представлял себе весьма
смутно.
От нашей команды были заявлены в среднем весе
два участника—Геннадий Иванченко и я. Сильным и опытным соперником
считался поляк Норберт Озимек. С первого и до последнего дня чемпионата
шла острая командная борьба между нашей и польской сборными. Удачно
выступив в более легких весовых категориях, лидерство захватила команда
Польши. Мы все время находились в роли догоняющих. Вот почему для
командной борьбы имело огромное значение каждое выступление, каждое
очко. Об этом говорили нам перед соревнованиями спортивные руководители
сборной. Но слова доходили до моего сознания как сквозь вату.
Наконец эти соревнования начались. Впервые в
жизни мои ноги касаются международного помоста. И где? За тридевять
земель. Далеко же занесло тебя, Давид... Что-то в этом роде думал я,
вместо того чтобы по-деловому, сосредоточенно настроиться на борьбу со
штангой и соперниками. Соревнования в жиме прошли как во сне. Я
чувствовал, что координация движений нарушена, — возможно, сказывалась
сгонка веса. Не помню даже, легко или тяжело, но я зафиксировал 152,5
килограмма. Основные соперники, Иванченко и Озимек, ушли вперед.
Начался рывок, и я немного успокоился.
Как-никак, это мое любимое упражнение, чувствовал, что здесь могу
бороться с лидерами по крайней мере на равных. В общем, так и
получилось. И хотя золотую медаль в рывке завоевал Гена Иванченко,
поднявший 150 килограммов, я отнес проигрыш свой к невезению. Дело в
том, что когда я вставал со 150-килограммовой штангой над головой, то не
заметил отставшую от помоста резинку, зацепился за нее ногой и уронил
снаряд. Досадно. Я ведь был легче Гены, мог выиграть. А так занял второе
место с результатом 147,5 килограмма.
А в толчке развернулись события, о которых
потом много и с удовольствием писали журналисты. И зрителям тоже
соревнования понравились. Еще бы, такой накал страстей!
А я? Я просто чувствовал, что ничего не могу
поделать со штангой весом 182,5 килограмма. Этот вес, бывший для меня
давно пройденным этапом, вдруг начал давить на грудь с тяжестью
трехэтажного дома. И если в первой попытке я еще как-то боролся с ним и
даже держал несколько мгновений вверху, мотаясь при этом по всему
помосту, то вторая попытка вселила ужас в сердца наших тренеров. Я
вообще не смог встать из подседа, грохнулся на помост рядом со штангой,
какое-то время сидел там, мало что соображая.
Но бывают в жизни у человека счастливые минуты
прозрения. И мне довелось испытать это на себе. Сидя в глубоком
шезлонге, я ожидал третью попытку. Наклонившись, о чем-то возбужденно
говорил старший тренер сборной Алексей Сидорович Медведев. Наверное, он
говорил о том, что, если я не подниму сейчас снаряд, наша команда ни за
что не догонит польских спортсменов, и что я должен во что бы то ни
стало собрать все свои силы и спасти толчок... Я расслабленно кивал
головой, что, видно, мало обнадеживало Медведева. Наконец, то ли
нечаянно, то ли нарочно, он, массажируя мне мышцы, задел Герб СССР на
моем красном трико. Я как обожженный вскочил с шезлонга. Окружающее
вдруг обрело реальность. Как я мог так расслабиться, дать себе оглохнуть
и ослепнуть, забыть, для чего летел сюда, за тридевять земель?! Ведь в
этом пропахшем ментолом зрительном зале многие сейчас с удовольствием
ждут, чтобы парень из России очередной раз грохнулся на помост вместе со
штангой!
А товарищи, а тренеры? Они доверили тебе честь
защищать престиж советского спорта, а ты ведь сам знаешь, сколько
прекрасных бойцов остались дома, не вошли в команду, хотя, может быть,
имели на это больше прав, чем ты...
Я почувствовал, как закипела кровь,
почувствовал жажду борьбы. Да пусть лучше умру на помосте, чем не возьму
этот вес!
Вот так, к третьей попытке, очнулся человек.
Фотография напоминает мне об этих мгновениях: штанга лежит на груди,
глаза прикрыты, зубы блестят... Да, не до красоты в ту пору было...
Ох и тяжело тянул штангу, а из подседа вставал
еще тяжелее! Я встаю, и зал потихоньку поднимается. Не ожидали никак,
что встану. На грудь взвалил, постоял немного, шоковое состояние,
чувствую, проходит. Ну, пора! Толкнул ее и держу. Долго не хотел
бросать, чтобы судьи поняли, что вес взят. И сам чтобы понял, как надо
соревноваться на чемпионате мира.
Налетели на меня тренеры, ребята, поздравляют,
целуют. А зрители еще минут пятнадцать не садились, вызывали как актера.
Ну зрители есть зрители. Им чем острее ситуация, тем лучше. К моему
удивлению, и пресса и руководители нашей федерации расценили мое
выступление как успешное. Я занял третье место с результатом 482,5
килограмма, проиграл «серебро» Озимеку лишь по собственному весу.
Первым, понятно, был Гена Иванченко.
Потом в журналах и газетах писали, что Ригерт
проявил в Колумбусе большое мужество и т. д. Какое там мужество — еле
ноги, как говорится, унес от «баранки». Урок, правда, получил отменный.
Понял, что на международный помост надо выходить именно с той мыслью,
которая спасла меня в самый последний момент: да пусть лучше умру, но
эту штангу подниму!
И прежде восхищался, и сейчас точно так же
отношусь к людям, которые выходят на помост с девизом: либо грудь в
крестах, либо голова в кустах! Ничто не заставит их разжать пальцы, если
есть хоть малейший шанс покорить снаряд. Ну разве только травма. Так
действовал на помосте неоднократный чемпион мира москвич Владимир
Рыженков. Мощный боец, он умело взвинчивал себя перед стартом: головы не
терял, но весь горел в азарте. Ему без рекордов — скука смертная, дайте
дополнительную попытку, не бойтесь, у него сил хватит.
Как сейчас помню чемпионат мира 1974 года на
Филиппинах. Тогда Рыженков был одним из лидеров нашей сборной. Шла
острейшая борьба с болгарскими штангистами, наш Киржинов схватил
«баранку». От выступления Рыженкова зависело многое: средний вес —
ключевой.
Володя в своей форме ничуть не сомневался. Он
блестяще вырывает 165, затем 160 килограммов. Соперники давно позади.
Наш атлет заказывает 164 килограмма — новый мировой рекорд!
У Рыженкова удивительная, ни на кого не похожая
манера выступления. Он долго, тщательно настраивается в тренировочном
зале, а потом крадется к штанге мягкими, неслышными шагами. Как барс!
Медленно наклоняется над снарядом, затем следует мощное разгибание — и
вот уже Володя держит снаряд над головой, и его громкий победный крик
сливается с дружным криком болельщиков!
Почти все так было и на этот раз. Но в тот
момент, когда Володя уже «вытащил» штангу и хотел вставать из подседа,
локтевой сустав его вдруг затрещал так, что нам в зале было слышно, и
Рыженков вместе со штангой тяжело повалился на помост.
Я прибежал из зала, когда Володю несли в
кабинет врача. Кто-то на ходу поднес ему ватку с нашатырем. Владимир
очнулся, взглянул на торчащий в сторону локоть и вновь закрыл глаза.
Через две-три минуты он пришел в себя и, отворачиваясь от своей руки,
закричал подбегающим врачам:
— Сделайте же что-нибудь! Мне ведь еще толкать
надо!
И снова потерял сознание.
...Когда оркестр играл Гимн СССР, верхняя
ступенька пьедестала почета оставалась пустой. Володю, наверное, в это
время подвозили к госпиталю. Вместо него золотую медаль за победу в
рывке получал его тренер Владимир Пушкарев.
В нашей сборной всегда хватало людей, которых
только травма, и больше ничто, могла выбить из седла. Имею в виду
капитана сборной СССР Юрия Варданяна, олимпийского чемпиона Леонида
Тараненко — человека глубокого, по-своему сложного, но беззаветно
преданного штанге; искреннего, отчаянного парня Юрия Захаревича, чей
талантище не поберегли в свое время, заставляли выступать и за юниоров и
за взрослых — дело кончилось сложной операцией. Однако Юра вернулся в
большой спорт, хотя немногие в это верили, и стал чемпионом мира.
Что там говорить: неустрашимые бойцы в сборной
СССР по тяжелой атлетике всегда были, есть и, без сомнения, будут.
