Никогда дотошно не собирал статьи из газет,
журналов, сборников и т. д., где говорилось обо мне. Мне одно время
казалось, что это чуть ли не постыдно — складывать в стопочку хвалебные
слова о самом себе. А они, конечно, чаще были все-таки хвалебные.
Какая-то ложная скромность возобладала по молодости лет. А сейчас очень
об этом жалею. Что-то ведь исчезает из памяти, а газетные строки
возвратят тебя на десяток лет назад, и снова почувствуешь, как говорят
поэты, аромат событий. Или они говорят немного иначе? Ну да не в этом
суть. Во всяком случае, человек, готовящийся стать профессиональным
тренером, не должен легкомысленно относиться к печати, даже если дело
касается лишь его самого. Так что с моей стороны это — досадное упущение.
«Архив» мой крайне скуден и не систематичен. Но кое-какие материалы
все-таки остались. Стал ими больше дорожить. Когда-то мне казалось, что
их будет еще так много...
Вот передо мною вырезка из «Известий» от 30 июля 1975 года. Заголовок
статьи: «Есть ли предел рекордам?»
«На любую тему приносит письма редакционная почта. На днях в одном из
них мы прочли: «Почему Давид Ригерт, выигравший недавно золотую медаль
Спартакиады, не установил мирового рекорда? Это не в его правилах. Прошу
поподробнее рассказать об этом атлете». И подпись: «В. Семенов из
Благовещенска».
С этого читательского вопроса корреспондент «Известий» В. Водолажский
начал со мной беседу.
Да, в свое время это было странно, чтобы Ригерт, выступая на крупных
соревнованиях, таких, как летняя Спартакиада народов СССР, обошелся без
мировых рекордов. Обошелся я потому, что была причина: накануне
соревнований сильно застудил горло, едва сумел сбить температуру — какие
уж тут рекорды, хорошо хоть выиграл, «на зубах», как мы говорим.
Кстати, если кто-то думает, что большой спортсмен накануне
ответственного старта являет собой несокрушимую глыбу здоровья, то он
ошибается. Именно в это время атлета надо беречь от холодной воды,
сквозняков и прочих вещей, которые пугают бабушек и должны быть смешны
героям спорта. Дело в том, что в это время у героев настолько натянуты
нервы и обострены чувства, что организм не успевает парировать, например,
наскок даже такой банальной дряни, как ангина. Я мог месяц и два пить из
холодильника воду со льдом, мог часами простаивать где-то в камышах
почти по пояс в холодной воде, подкарауливая уток, — без резинового
костюма, имею в виду. И хоть бы хны. Но когда подходил к пику своей
спортивной формы и прикидывал, сколько же рекордов смогу по теперешнему
состоянию сокрушить, — вот тут-то и набрасывалась на меня подлая ангина.
Разумеется, не всегда, но так бывало.
Конечно, без соперников какой же спорт? Но если кто хотя бы раз не то
что установил, но просто покушался на рекорд — республиканский,
всесоюзный, мировой,— у того в жизни появляется еще один, мощный стимул.
Без этого звонкого слова — «рекорд» покажется пресной спортивная жизнь.
Оглядываюсь назад: конечно, был счастлив в спорте, хотя порой получал
тяжелые удары. Но ведь побед было во много раз больше. Разве не о них
говорят 63 мировых рекорда, которые мне удалось установить? Статистики
высчитали, что это — второй результат в истории мировой тяжелой атлетики.
Первый — у Василия Алексеева.
Случалось, владел мировыми рекордами одновременно в двух весовых
категориях: например, в среднем и полутяжелом весах, позже — в первом и
втором полутяжелом (до 90 и до 100 кг). И с этой стороны грех обижаться
на спортивную судьбу. Мне было у кого учиться: в свое время мой будущий
наставник средневес Рудольф Плюкфельдер удивлял мир рекордными
килограммами. Тогда их называли фантастическими, а сейчас такие веса уже
поднимают «мухачи».
Что сделаешь, результаты в тяжелой атлетике растут стремительно. Но
только глупец может пренебрежительно посмеяться над скромными, с точки
зрения сегодняшнего дня, рекордами наших учителей. Для своего времени
они значили ничуть не меньше, чем рекорды нынешние. А может, и больше:
как-никак, эти люди своими результатами прорубали нам дорогу и на
мировые, и на олимпийские арены.
Конечно, Плюкфельдер рано разглядел во мне будущего рекордсмена и
постепенно готовил к большим делам. Правда, и у меня самого честолюбия
хватало на троих уже в ранние годы. Случались даже принципиальные споры.
Помню, готовлюсь в 1969 году к первому в своей жизни чемпионату СССР. И
в зале штанги происходит у нас интересный разговор с Рудольфом
Владимировичем.
— Итак, в апреле следующего года — чемпионат! — потирая руки, говорит он.
— Я твердо надеюсь, что ты туда поедешь, и планирую на эти соревнования...
— Плюкфельдер испытующе посмотрел на меня и, выдержав паузу, грохнул: —
470 килограммов!
А у меня личный рекорд в троеборье —385. Что и говорить, прибавочка
более чем весомая! Но уж больно здорово я себя чувствовал и потому,
поразмыслив, ответил:
— В Вильнюсе я наберу 500 килограммов. (А рекорд мира, надо заметить,
равнялся в ту пору 487,5 кило грамма и принадлежал Борису Селицкому.)
Мой ответ пришелся по душе Плюкфельдеру, и он долго хохотал, хлопая меня
по плечам своими железными ладонями. А успокоившись, серьезно сказал:
— Это хорошо, что у тебя такой полет фантазии. Я, признаться, думал, что
470 тебя испугают. Ведь если штангист прибавляет за год 40 килограммов —
это превосходно. Журналисты уже пишут про космические темпы. И я буду
доволен сверх всякой меры, если ты «соберешь» в Вильнюсе 450 килограммов.
— Я наберу в Вильнюсе 500 килограммов, — повторил я. — В среднем весе.
— В среднем весе Шарий! Павлов в среднем весе! Иванченко там же! — не
выдержав, закричал всегда спокойный Рудольф Владимирович. — И они не
заикаются пока что о 500 килограммах! А имеют на то оснований побольше,
чем ты! И опыт, и все у них есть... Чувствуя, что мой учитель не на
шутку начал сердиться, я сказал, что насчет 500 килограммов дело,
конечно, скользкое, но 470 можно смело внести в наш годовой план и
отослать в Центральный совет ДСО «Труд».
Рудольф Владимирович пожал плечами, хотел что-то сказать, но передумал и
ушел, по-моему, не особенно довольный нашим разговором.
А ведь я не думал шутить. «Зачем заниматься спортом, — рассуждал в то
время, — если не мечтать о мировых рекордах? И что же плохого в том, что
хочу подойти к ним как можно быстрее? Ведь работаю сейчас как вол, и
ничего — справляюсь!»
Работал в это время, действительно не жалея себя. Не знаю, делал это в
то время кто-нибудь еще, но я решил тренироваться по два раза в день.
Несколько раз Плюкфельдер выгонял меня из зала, но потом, после
тщательных медицинских обследований, убедился, что мой организм с
двойной нагрузкой справляется. Сказывалась хорошая физическая подготовка,
заложенная, наверное, еще в трудовом детстве. По двенадцать тренировок в
неделю проводили мы в этот период!
Слухи о моих честолюбивых замыслах дошли до штангистов. Кое-кто решил,
что этот парень просто авантюрист и не сегодня-завтра он «сломается».
Меня отговаривали, приводили примеры, когда нагрузки поменьше тех,
которые я сейчас себе задаю, заставляли атлетов навсегда распрощаться с
помостом. Но я не чувствовал себя авантюристом. Что-что, а медицинский
контроль у Рудольфа Владимировича всегда был на первом плане. Данные
многочисленных обследований свидетельствовали об увеличении мышечной
массы, увеличении объема легких, становой силы и т. д. Отрицательных
явлений не обнаруживалось, и я был спокоен. А без дерзости, без ломки
привычных представлений какой может быть разговор о мировых достижениях? Ведь каждый рекорд —
это выход за рамки существующих понятий о человеческом организме.
Осторожничая, щадя себя, первым не станешь!
В Вильнюсе, выступая в среднем весе, я набрал в троеборье 495 кг, а
чемпион мира Геннадий Иванченко поднял 500. Так что вся слава,
разумеется, прошла мимо меня стороной. Тем более, в то время Иванченко
был необычайно популярен. Например, по части фигуры он равных не имел.
Как писали в одном журнале, Геннадий воплощал в себе мощь Геркулеса с
красотой Аполлона.
Увы, в ту пору ничего божественного и даже полу божественного моя фигура
никому не напоминала.
—Откуда взялся этот чернявый парень? — слышал потом разговоры. - Не
человек, а складной ножик! Худой, коленки дрожат, все трещит — а штангу
толкает!
Тем не менее я не унывал: как-никак, выиграл две золотые медали в
отдельных упражнениях: в рывке (150кг) и в толчке (190). Да и результат
троеборья, 495 кг, незамеченным не остался: на меня впервые пристально
взглянули тренеры сборной команды страны.
Специалисты быстренько подсчитали, что за одиннадцать месяцев тренировок
в школе «папаши Плюка» мой результат в троеборье возрос на 110
килограммов! И всё это — в пределах одной, средней категории. Спортивные
физиологи писали, что это — беспрецедентный случай в истории мировой
тяжелой атлетики. Я спорить с ними не собирался.
Для полноты счастья мне не хватало лишь мирового рекорда. В Вильнюсе я
не скромничал, поверьте, и, выиграв «золото» в рывке, сделал попытку
стать рекордсменом, заказав 153 килограмма. Заявлять о себе, так
погромче! Эти 153 килограмма снились мне по ночам Но в Вильнюсе, увы,
рекорд не поддался. Позже, перечитывая свои записи в спортивном дневнике,
подсчитал, что на различных соревнованиях четыре раза делал попытки
поднять эти 153 килограмма... И все они заканчивались неудачей.
Одна причина была более или менее ясна: Плюкфельдер и я при всем
старании никак не могли «сломать» старую техническую ошибку,
сохранившуюся еще со времен «самостоятельных» тренировок. На последних
занятиях как будто все шло гладко, и я успокоился, решил, что техника у
меня уже приличная. Оказалось, что это не так. Самомнение — опасная
штука. Лучше думать, что ты слабее, чем переоценивать свои силы. В этом
убеждался не раз. Вообще, каждые соревнования являлись для меня в то
время настоящей школой. Уроки давались один интереснее другого, а ученик
я был довольно старательный.
Была и еще одна, более скрытая, причина, не дававшая мне поднять 153
килограмма. Это ведь был рекордный вес. Никто в мире не поднимал столько
— шутка ли сказать! Эта мысль исподволь сверлила меня, не давала
сосредоточиться на помосте. Казалось, что мировой рекорд — это что-то
сверхъестественное, и поднимать штангу надо тоже как-то по-особому.
Короче, я топтался перед так называемым психологическим барьером.
Человек, который хотя бы раз владел мировым рекордом, имеет неоспоримое
психологическое преимущество. Он уже знает, как это делается, и не
боится слова «рекорд».
Помню, в 1972 году, на Кубке СССР в Сочи, метался за кулисами Володя
Рыженков. Он заказал в рывке 159,5 килограмма — вес мирового рекорда — и
«заводил» себя на титаническую борьбу.
— Давид! — завопил он, увидев меня. — Подскажи хоть ты, как ее рвать,
такую тяжелую!
— Рви, как обычно, — посоветовал я. — Увидишь, что она не тяжелее
предыдущей.
Володя недоверчиво усмехнулся.
- А что? — сказал он вдруг. — Я так еще не пробовал.
Он пошел на помост, а через несколько секунд судья-комментатор
торжественно объявил, что московский динамовец Владимир Рыженков
установил первый в своей жизни мировой рекорд. После он побил их больше
десятка, но тот, первый, вспоминает и по сей день. И даже благодарит
меня за своевременную подсказку.
Но ведь то было в Сочи, в 1972 году, когда я уже cтал не последним
человеком на помосте и мог даже поделиться с товарищем-штангистом
кое-какими секретами «железной игры». Не понимаю, зачем вообще хранить
за семью печатями свои знания, никому их не поверять. Чтобы поменьше
было вокруг тебя рекордсменов, чемпионов, словом, ярких имен?.. Порой
меня даже поругивали за излишнюю откровенность, однако ломать себя не
собирался. Не спросят — может, и промолчу, чтобы не выпячиваться, но
всегда ощущаю в себе зуд подсказать штангисту, в чем его ошибка. Спросят
— отвечу без раздумий. Не верю, что скопидомство может охранять твой
успех. Для этого существует «пахота» до седьмого пота на тренировках, ну
и многое еще.
Есть и другая сторона дела. Мнение о нас формируется не только тогда,
когда мы поднимаем перед телекамерами тяжелую штангу. Большой спортсмен
всегда на виду. И я не любил, когда, допустим, на помосте атлет мог быть
обаятельным и щедрым, а в гостинице не стеснялся изругать горничную за
форменный пустяк. Хотя кое у кого вроде получалось и то, и другое.
Значит, человек имеет два лица? Я старался не раздваиваться. Хотя,
может, и не всегда это выходило.
Так вот, представьте себе, эти 153 килограмма так мне и не поддались! В
1971 году решил окончательно распрощаться со средним весом (стало
тесновато в нем) и решил проверить себя в «новом доме» — до 90 кг. Как
раз в Волгограде проходило первенство Российской Федерации. Я весил в ту
пору всего 84 килограмма 200 граммов. Стоило разок сходить в баньку,
сбросить около полутора килограммов, и я мог свободно выступать в
среднем весе. Но мы с Плюкфельдером решили не откладывать дело в долгий
ящик и попробовать силы в полутяжелом.
Против всех ожиданий дебют оказался хоть куда. Я побил свой первый в
жизни мировой рекорд! Причем именно в рывке. То, что не удавалось в
среднем весе, получилось с первого раза в полутяжелом. Для этого
пришлось поднять почти на 10 килограммов больше - 162 килограмма. Я
стоял под штангой и счастливо улыбался. Похоже, что теперь я понял, как
устанавливают мировые рекорды!
Но что было самое интересное: когда после соревнований я стал на весы,
они показали... 82 килограмма 500 граммов. Тютелька в тютельку —
средневес! Однако о том, чтобы возвращаться в эту весовую категорию, уже не было и речи.
И сейчас приятно вспомнить 1971 год. Кажется, получалось все, чего мог
желать. Установил двенадцать мировых рекордов. Соревнования — одно
интереснее другого. Оно и понятно! Когда выигрываешь, выступать всегда
интереснее, чем когда проигрываешь... А впрочем, иной проигрыш стоит
двух побед.
И вот уже меня заявляют на чемпионат Европы первым номером сборной
страны в полутяжелом весе. В Софии в этой весовой категории собралась
солидная дружина атлетов, и среди них, например, шведские спортсмены
Юханссон и Беттенбург, не раз устанавливавшие рекорды мира. Да и сумма троеборья у Юханссона
была всего на 2,5 килограмма меньше моего мирового рекорда (542,5
килограмма). Так что, хотя я и считался фаворитом, душевного спокойствия не было. Упорно нагнетались
слухи, что на этот раз шведы сильны как никогда и первое место уступать
не собираются.
Они и впрямь были сильны. По тренировочному залу расхаживали два
обросших бородача с мощными бицепсами и широкими спинами. У обоих,
наверное, вес за 90 килограммов. Взглянул на себя в зеркало и понял, что
по сравнению с этими парнями выгляжу мальчишкой. Позже протокол
взвешивания подтвердил это: я был самым легким полутяжеловесом
чемпионата.
Однако желания бороться от этого не убавилось. Чувствовал, что за
последнее время тоже стал очень сильным. И не вдруг: Рудольф
Владимирович обратил внимание, что именно в этом я уступаю своим
соперникам. Вот почему даже в ущерб, например, технике рывка мы
основательно взялись за развитие силы. Рост результатов в рывке на время
приостановился, но это нас не пугало. Наверстаем! Зато улучшились
показатели в жиме - движении, которое у меня обычно отставало, и,
главное, в толчке.
Отправляясь на софийский чемпионат Европы, я планировал ход борьбы
примерно так: в жиме проигрываю шведским спортсменам, но не очень много.
В рывке все это отыгрываю. В толчке выступаем на равных или я чуть
лучше. Никакое место, кроме первого, удовлетворить нас с Плюкфельдером
не могло.
Но Бу Юханссон, мой главный на этих соревнованиях соперник, тоже, как
выяснилось, был в прекрасной форме. Состязание в жиме он начал весьма
убедительно, подняв 182,5 килограмма. У меня же к этому времени техника
жима все еще оставляла желать лучшего. И, несмотря на то, что физически
чувствовал себя превосходно, зафиксировать сумел лишь 172,5 килограмма.
Это было весьма неприятным сюрпризом. Больше 7,5 килограмма я
проигрывать в первом движении никак не собирался. А теперь попробуй
достань соперника, когда у него 10 килограммов «форы»!
Вдобавок Юханссон чувствовал себя в тот вечер в ударе. Все удавалось
ему, как никогда. Большая группа шведских туристов надорвала голосовые
связки, видя, как молодецки ведет он борьбу на европейском помосте!
Даже рывок, в котором Бу никогда не блистал, на этот раз ему удался -
155 килограммов. Я, правда, отыграл этом движении 5 килограммов,
зафиксировав 160. Дышать стало немного легче. И задача стояла хотя и
трудная, но не безнадежная. Я ведь легче шведского атлета и, стало быть,
при одинаковом результате выхожу вперед. Имею, можно сказать, фору 2,5
килограмма. Жить можно!
Но Юханссону, по-моему, вопрос казался решенным. Что-то уж больно рано в
шведской сборной послышались громкие голоса и смех. Наверное, он тоже
надеется на свой толчок. Ну что ж, поборемся...
Надо сказать, что я впервые выступал со штангой шведского производства.
Снаряд отличный - гриф «мягкий», эластичный, блины облиты резиной. В
общем, одно удовольствие поднимать такую штангу. Но... если уже
имеешь»навык. На последней тренировке, правда, я поднимал именно такой
снаряд. Но ведь это была последняя перед соревнованиями тренировка и
«прочувствовать» штангу на больших весах не мог - это было бы неразумно.
Юханссон, конечно, о таких пустяках не думал — для него снаряд
привычный. Мне же пришлось вносить технические коррективы по ходу
состязаний.
Первая попытка в толчке была неудачной. Я довольно легко взял штангу на
грудь, встал. Но когда вытолкнул ее на вытянутые руки, тут она и
показала свой норов. Наши более жесткие штанги в таком положении
«молчат», а эта забилась, как живая. От неожиданности я качнулся вперед.
Штанга начала падать, а когда почти два центнера падают, подхватить их
невозможно. Инстинктивно попытался, но...
Зато понял, что это за «зверь», шведская штанга. И во второй попытке
долго стоял с нею на груди, прислушивался к тому, как «концы» себя
ведут, нет ли разнобоя в их качке. И, когда снаряд успокоился, поймал
момент и послал штангу вверх. Со стороны, наверное, это выглядело как
очень тяжелая попытка. Но я так не считал. Я поймал нужное движение!
Появилась уверенность в себе, в том, что сегодняшние соревнования не
проиграю.
Ну а шведы, увидев, как туго идет у меня дело, совсем списали меня со
счета. Тем более что Юханссон блестяще толкает 200 килограммов! В зале
творится что-то невообразимое, шведского атлета целуют земляки, Тренеры,
уже начинают его качать... По-моему, все забыли, что у меня в запасе еще
одна попытка, все, и даже судьи! Проходит минута за, минутой, а меня
никто не вызывает на помост. Начинаю нервничать. Но тут первым за
судейским столиком опомнился Оскар Стейт, ответственный секретарь
Международной федерации тяжелой атлетики. Я услышал его торопливый и как
бы извиняющийся голос:
- На помост вызывается Давид Ригерт, Советский Союз! Третья зачетная
попытка.
Тут только все обратили внимание, что на демонстрационном табло давно
горит цифра 205. Вес, который я заявил. Это на 2 килограмма больше
официального мирового рекорда. Только такой вес мог принести мне победу.
Когда я брал штангу на грудь, почувствовал, что можно было заказывать и
210. С удовольствием подержал ее на вытянутых руках и бережно опустил на
помост. Хороший снаряд, ничего не скажешь!
Юханссон бросил полотенце в своего тренера и в страшном возбуждении
заметался по залу, что-то выкрикивая. Никак не ожидал он от меня такой
прыти. Но потом успокоился, подошел и поздравил с победой.
Там, в Софии, я, кажется, понял, что такое счастье, впервые стоял на
пьедестале почета и слушал гимн своей Родины. Откуда возьмутся слова,
чтобы передать ощущения? Два дня я не чувствовал под собой ног. Позже
бывали победы, возможно, более яркие, наверное — более значительные. Это
было очень, очень приятно, но той радости, которая бушует в тебе от
макушки до пяток, уже, увы, не появлялось. Неужели человек так быстро ко
всему привыкает — даже к мировым рекордам?
