Глава 2. Начало пути.
(Первый тренер. "Из меня ничего не выйдет". Помогли заводские.)
В один из апрельских дней 1946 года я
впервые переступил порог Дворца спорта "Крылья Советов".
Когда я вошел в тяжелоатлетический зал, мне
показалось, будто в нем установлены огромные паровые молоты: вокруг
стоял сплошной металлический гул. Точно вбивая в пол невидимые сваи,
падали на помост тяжеловесные штанги. Со звоном нанизывались на
грифы металлические диски. Всюду бегали, прыгали. Увлеченный
открывшейся передо мной картиной, я не заметил, как ко мне подошел
человек в черной борцовке.
- Ты к кому, паренек?
Я очнулся и от смущения не мог произнести
ни слова. Видно, угадав мое состояние, подошедший спросил:
- Наверное, стать силачом хочешь, не так
ли? Я утвердительно кивнул.
- Ого, какой ты разговорчивый, - пошутил
он. - Ну, а может быть, скажешь откуда ты, где работаешь?
Окончательно придя в себя, я робко ответил.
- Отлично. Наш значит, рабочий. Я ведь тоже
с завода. Инженером на авиационном работаю, а в свободное время
штангой увлекаюсь, да таких вот, как ты, хлопцев учу. Фамилия моя
Базурин, звать Александром Михайловичем.
Так произошло знакомство с моим первым
тренером. Потом, поработав под его руководством и ближе узнав его, я
полюбил Александра Михайловича. Это был образец спортсмена-любителя.
Ставя всегда на первое место интересы производства, постоянно
совершенствуясь, как специалист, Александр Михайлович видел в спорте
лучший отдых. Но это не значит, что он смотрел на спорт лишь как на
развлечение. Никто так горячо, как он, не радовался каждому успеху и
не переживал так остро неудачи. Высоки были и личные результаты
Александра Михайловича: он стал мастером спорта и долгое время
прочно входил в тройку лучших тяжеловесов страны.
Помню, после первой тренировки я сидел
вместе с моими новыми товарищами в раздевалке. Разговор шел вокруг
только что окончившегося занятия. Кто-то из новичков, увлекшись,
выругался. И сейчас же из своей комнаты вышел Александр Михайлович и
тихо, но строго спросил:
- Кто?
Поднялся Сергей Проваторов.
- Не ожидал, - признался Александр
Михайлович, - не ожидал от спортсмена и своего ученика.
- Я больше не буду, - произнес Сергей.
- Если еще раз услышу эту мерзость -
отчислю. Решительно отчислю. Разве можно называться спортсменом и
так вести себя?
Когда Александр Михайлович вернулся к себе,
я заметил:
- Строгий он у вас...
- Что ты, - возразил Алексей Доронин,
студент Московского авиационного института. -
- Александр Михайлович добрейший человек,
но сквернословов, пьяниц и вообще нарушителей дисциплины терпеть не
может.
Примерно недели через две после того, как я
начал посещать секцию, в нашем зале появился мастер спорта Григорий
Новак. Имя Новака тогда было окружено ореолом славы. Он только что
вернулся из поездки по Чехословакии, где в течение месяца установил
девять всесоюзных и мировых рекордов. Не скрою, он был моим кумиром.
Но вскоре безграничное восхищение уступило
место разочарованию. Из личных наблюдений, из рассказов товарищей я
узнал, что Григорий Ирмович, одаренный от природы человек, ведет
недопустимый для спортсмена образ жизни. Он позволял себе ложиться
спать гораздо позже двенадцати и просыпаться в полдень, употреблял
алкоголь.
Талантливый человек, а плохо, очень плохо
кончит, - не разговорил о нем Александр Михайлович.
И слова эти, к сожалению, оправдались.
Григорий Новак ушел из спорта еще совсем молодым, не сделав и
половины того, что мог бы сделать. И в этом нет ничего
удивительного. Спорт требует от человека, каким бы он одаренным ни
был, величайшей дисциплины, высокой культуры быта.
В этой истине мне пришлось однажды
убедиться на собственном горьком опыте. Однажды на заводе
разыгрывалось первенство по лыжам, и я был включен в сборную команду
своего цеха. На прикидках показал хорошее время, и друзья уже начали
сулить мне "лавры чемпиона".
Настал день соревнований. До места гонок
было километров десять. Ехать пришлось в открытой машине, и все мы
основательно промерзли. Ехавший с нами представитель завкома велел
остановить машину и, многозначительно подмигнув, достал из кабины
бидончик и круг колбасы.
- Разогреемся, хлопцы, чтоб веселей бежать
было? - весело предложил он.
Я попробовал возражать, но наш
горе-руководитель успокоил:
- Полстаканчика никогда не помешает,
хлопцы. Что ж, выпили по полстаканчика, закусили.
А через час побежали. Дистанция гонки была
двадцать километров. Пошел я по кругу, чувствую - пот градом и
дышать трудно. Кое-как добрался до финиша, а тут уж судьи все домой
собрались, кого-то хотят на трассу послать искать пропавшего.
Увидев меня, один из судей подошел ко мне и
сердито сказал:
- Можно было бы, молодой человек, не
приезжать сюда, если спать хочется.
Стыдно мне было и вместе с тем обида
душила. Ругал себя почем зря. "Поддался, дурак, на удочку, вот и
терпи". После обдумал все и дал себе слово никогда больше не пить.
Держу его по сей день твердо. Без этого не быть бы мне чемпионом и
рекордсменом.
Занятия во дворце "Крылья Советов" шли
своим чередом. Вместе со мной в секции тяжелой атлетики занимались
студент-дипломник Московского авиационного института Алексей
Доронин, кандидат технических наук Сергей Шелешнев, повар ресторана
"Киев" Кирилл Лепехин, командир воздушного корабля Николай
Андрианов, сталевар завода "Серп и молот" Сергей Хорьков. Разные
были у всех интересы в жизни, но спорт, желание сохранить здоровье,
выковать силу, роднили нас. Собираясь вместе, мы делились друг с
другом новостями, рассказывали об успехах в труде, учебе. Все это
соединило нас в единый дружный коллектив.
Тренер знакомил нас с азбукой тяжелой
атлетики, посвящал в тайны технического мастерства. Первое время
каждому из нас приходилось в течение часа работать со штангой очень
небольшого веса. Мы осваивали движения классического троеборья -
жим, рывок, толчок.
Спустя месяц с момента моего прихода в
секцию, Александр Михайлович сказал как-то мне:
- Ну, давай посмотрим, чего ты добился за
это время.
Вместе со мной "экзамен" держали и другие
новички. Алексей Доронин выполнил норму второго разряда. Повысили
свои результаты и другие товарищи. Наступила моя очередь. Александр
Михайлович распорядился поставить на штангу 60 килограммов.
- Поднимешь?
Я пожал плечами: попробовать, мол, можно.
На заводе приходилось поднимать вещи, которые на вид казались куда
тяжелее, но сколько в них веса было, кто его знает? Я подошел к
снаряду, широко расставил ноги и, ухватившись руками за гриф,
медленно взял штангу на грудь, а затем легко поднял ее на вытянутые
руки.
- Так, ничего, - сказал Базурин. - Ну-ка,
добавьте ему еще десять килограммов.
В тот день впервые мне удалось выжать 75
килограммов, вырвать 70 и толкнуть 95 килограммов. Собственный вес
мой тогда был 79 килограммов при росте 180 сантиметров. Кто хоть
сколько-нибудь внимательно следит за развитием тяжелоатлетического
спорта, поймет, что результаты эти были более чем скромными. Даже у
нас в цехе находилось немало ребят, которые без труда поднимали
штангу гораздо тяжелее, нежели та, что я осилил после регулярных
тренировок в течение месяца.
Возвращался домой я вместе с Алексеем
Дорониным - наши дома оказались почти рядом.
- Чувствую, тезка, ничего из меня не
выйдет, - поделился я с ним своими сомнениями.
Доронин остановился.
- Во-первых, это преждевременный вывод, -
сказал он. - Во-вторых, это сущая неправда. В-третьих, никто еще не
становился чемпионом после первой тренировки. Нужно много работать,
Леша, очень много. Месяц в биографии спортсмена - слишком короткий
период.
Я продолжал заниматься в секции, не
пропускал ни одного занятия, строго соблюдал режим. На тренировках
внимательно присматривался к товарищам, особенно к известным в то
время штангистам. Я видел, что у каждого из мастеров свой метод
подхода к штанге, подрыва снаряда, захвата. Своими наблюдениями я
поделился с Александром Михайловичем.
- Правильно, - подтвердил он. - Настоящее
мастерство в том и состоит, чтобы, как говорится, найти самого себя.
На это иногда уходят целые годы. Но только такой путь, а не слепое
копирование знаменитостей приносит настоящий успех.
Эти слова крепко запомнились мне. С первых
занятии в секции я почувствовал интерес к силовым упражнениям.
Отрабатывая элементы техники, я, как только представлялась
возможность, начинал выполнять то рывок без ножниц в высокую стойку,
то взятие штанги на грудь, опять-таки без ножниц. Как-то за этим
занятием меня застал Григорий Новак.
- Привык на заводе кули таскать, что ли? -
не без ехидства спросил он. - На технику, брат, нажимай, на
технику...
Советовал человек, с авторитетом
которого трудно было тогда не считаться. Но прежде чем принять
окончательное решение, я поговорил с Александром Михайловичем.
- Видишь ли, Алексей, сознательно или
несознательно, ты стал на сторону новой, только пробивающей себе
дорогу школы. Она в противовес старой утверждает, что в тренировках
тяжелоатлета должны разумно сочетаться упражнения на технику и силу.
Я лично считаю, что это совершенно правильно. Так что продолжай в
том же духе.
Прошел еще месяц. На одной из прикидок я
довольно легко выжал 80 килограммов, то есть за сравнительно
короткий срок прибавил к своему первому результату 5 килограммов.
Это дало толчок моей фантазии. В ход тут же пошла арифметика. С ее
помощью нетрудно было подсчитать, какой вес при 1аких прибавках
выжму я еще через месяц, полгода, год... Новичок, я еще не понимал,
что каждый новый килограмм оказывается намного тяжелее предыдущего.
Когда-то в детстве, устав от шумных игр и забав, мы любили, усевшись
где-нибудь в укромном уголке нашего двора, рассказывать сказки,
вести интересные споры. Помню, предметом одного из таких споров был
поставленный кем-то вопрос: "Что быстрее всего на свете?"
Электричество. Свет. Звук, - отвечали
ребята. И вдруг в наступившей тишине чей-то не по-детски
взволнованный голос произнес:
- Мечта, человеческая мечта.
Отчетливо помню, как все мы звонко
расхохотались, как покраснел мальчишка, выпаливший этот ответ. Но
вот прошли годы, и я вспомнил про тот чудесный вечер, про необычный
ответ. В самом деле, вряд ли есть что-либо на свете быстрее мечты. В
одно мгновение она вознесет тебя в поднебесье, домчит в любую точку
земного шара, поможет осуществить самые сокровенные желания. Но
иногда мечта рушится еще быстрее, чем родилась. Эту способность
мечты я испытал в самом начале своего знакомства со спортом.
Как-то после очередной тренировки Александр
Михайлович собрал всех нас, своих учеников.
- Ну, мальчики, могу вас обрадовать. Через
месяц в Ленинграде проводится первенство Центрального совета
общества "Крылья Советов". Мы выставляем две команды: основную и
молодежную. Молодежная - это вы.
Нужно ли говорить, как мы все обрадовались.
И как волновались в день отъезда. Помню я пришел на вокзал за час до
отхода поезда. Разгуливая по залу ожидания, я думал о предстоящей
борьбе и почему-то именно здесь, на вокзале, дал себе слово
обязательно выжать в Ленинграде не менее 85 килограммов. Возможность
добиться этого я не ставил под сомнение. Но ничего нет в спорте
опасней излишней самоуверенности и переоценки своих сил. Это я
отчетливо понял в Ленинграде. Первый подход сделал на 75 килограммов
и сравнительно легко выжал вес. Следующая попытка - 80 килограммов -
оказалась безрезультатной. Дважды я брал штангу на грудь, и дважды
она останавливалась на полпути, так и не достигнув высшей точки. Еще
неделю назад я совсем легко фиксировал этот вес, а теперь вот ничего
не получалось. Бросив снаряд на помост, я пошел за кулисы,
сопровождаемый насмешливыми замечаниями зрителей:
- Мало каши ел, малыш...
- Тебе бы в пинг-понг играть...
Не знаю почему, но слова "играть в
пинг-понг" показались мне тогда особенно обидными. В Москве, на
вокзале, прощаясь со мной, Базурин сказал:
- Ну, Алексей, в понедельник, как всегда,
на тренировку...
-Хорошо, - ответил я и почувствовал, что
краснею - впервые в своей жизни я говорил неправду.
Я решил, что ни в понедельник, ни в другие
дни не приду больше в зал. "Из меня ничего не выйдет, штанга не для
меня, а следовательно, не стоит зря тратить время", - твердо решил
я. Но, как показало время, решение мое было сделано скоропалительно
и без всяких к тому оснований. Тогда мне казалось, что я поступаю
правильно. Я перестал ходить на тренировки. Но окончательно дружба
со спортом не прекращалась. Я продолжал участвовать в состязаниях по
легкой атлетике, выступал за сборную завода по футболу и даже
участвовал в сводной колонне спортсменов профсоюзов на Всесоюзном
параде физкультурников. Но где-то в самых тайниках сердца жила и не
давала покоя тоска по тяжелой атлетике. Чтобы как-нибудь заглушить
ее, я достал гири и после окончания смены ежедневно тренировался.
Часто я думал о своей секции, о ребятах, с которыми провел немало
времени. "Забыли небось, что был такой Алексей Медведев", - говорил
я самому себе.
Но я ошибся. Ребята меня не забыли. Однажды
зимой, придя после работы, я застал у себя на квартире Лешу
Доронина, Сергея Шелешнева и Кирилла Лепехина.
- Ты почему, Леша, перестал ходить в
"Крылья Советов"? - спросил Шелешнев.
Я считал, что занятие спортом является моим
личным делом и прямо, может быть, даже слишком резко сказал об этом
товарищам.
- Зря ты, Леша, в бутылку лезешь, - ответил
за всех Кирилл Лепехин. - Мы ведь к тебе по-хорошему. Не понимаешь
разве, что глупость допустил?
- Не считаю.
- Ну что ж, постараемся объяснить тебе...
Не пожалели товарищи времени, приехали на
завод, поговорили с Борисом Костроминым, секретарем комитета
комсомола.
И вот через несколько дней в цехе было
созвано общее комсомольское собрание. На повестке дня стоял мой уход
из секции. Никогда не изгладится из памяти это собрание. Меня
ругали, критиковали, а вспомнишь сейчас про это, и на сердце
становится тепло. Почему? Да потому, что в каждом выступлении, каким
бы суровым оно ни было, чувствовалась доброжелательность, глубокая
заинтересованность в моей судьбе, настоящая дружба.
- Алексей, - говорил, обращаясь ко мне
Виктор Лощилов, - я ходил в секцию, с Базуриным разговаривал. Он
заявляет, что ты, если захочешь, можешь мастером стать. Так разве ж
можно, друг ты ситный, отказываться от борьбы, пасовать при первой
неудаче? Нельзя... И хоть ты считаешь все это личным делом, знай -
не позволим пасовать.
Через два дня я получил письмо от
Александра Михайловича Базурина. Как ни в чем не бывало он сообщал
дни и часы тренировок. "Все мы в секции соскучились и ждем, когда ты
снова будешь с нами. Приходи обязательно!"
Наконец масла в огонь подлил старый мастер
Петр Иванович Иванов. Встретив в проходной, он задержал меня и
сказал:
- Чего это, Лешка, сказывают смалодушничал,
отступил от трудностей... Не годится, парень...
Да, я уж и сам видел, что не годится. Все
это я понял еще на комсомольском собрании. Но мне казалось неудобным
возвращаться после такого перерыва. Слова старого мастера
окончательно сломили мое упрямство.
В январе 1947 года я снова пришел в
тренировочный зал. Александр Михайлович тепло, по-отцовски встретил
меня, а после занятий оставил и пожурил за слабохарактерность, за
то, что я не поделился с ним, не высказал ему своих сомнений.
- Милый Леша, - говорил он, обнимая меня, -
пойми раз и навсегда, что в спорте нет и не Может быть легких дорог.
Если хочешь идти вперед, добиваться успехов, прежде всего приучи
себя к регулярным, систематическим тренировкам. Сделай так, чтобы
они были тебе не в тягость, а стали хорошей, любимой привычкой.
Домой
я возвращался поздним вечером. Крепчал мороз, звонко хрустел под
ногами снежок. Я шел быстро, почти бежал. На душе было легко и
радостно, точно одержал какую-то большую и важную победу. Впрочем,
так оно и было. В тот памятный январский вечер я победил самого
себя, свою робость, свою неуверенность.
С той поры я не пропустил ни одной
тренировки. Выполняя советы тренера, постепенно увеличивая нагрузку,
к концу года я выполнил норму первого разряда. Спортивная юность
окончилась. Впереди была пора зрелости, пора еще более напряженного
труда.
