ГЛАВА
7
СТОКГОЛЬМ,
1953
Чемпионаты мира... Сколько их было!
Кажется, можно бы и привыкнуть за столько лет спортивной жизни. Но
каждый раз переживаешь это событие по-новому — как спортсмен,
зритель, тренер. И с каждым годом, пожалуй, волнуешься больше, чем
в юности. Вероятно, это общеизвестные истины, знакомые всем
спортсменам. Но, что поделаешь, все это — наша жизнь, наши радости,
наши седины...
Второй раз я еду за границу в качестве
тренера.
Мои всесоюзные рекорды, мировые достижения,
личные победы на помосте — все позади. Есть опыт, есть навыки,
умение готовить и контролировать самого себя. А теперь познавать,
готовить и контролировать нужно Других.
Я всегда искренне переживал за своих
товарищей и как мог помогал им. И все-таки это чувство было совсем
не похожим на то, что . завладело мной на тренерской работе. Теперь
я тренер — это волнение за нескольких человек. Отныне моими успехами
станут успехи моих воспитанников.
В звенигородском доме отдыха под Москвой, где мы готовились к чемпионату
мира, отдыхающие никак не могли войти в нормальный ритм отдыха.
Вероятно, из-за нас. Уж очень разительным был контраст между их
распорядком дня и нашим «каторжным», как они говорили, трудом. Мы не
мешали им, но наша постоянная напряженная работа создавала здесь
атмосферу какого-то беспокойства. У помоста всегда собирались
люди: актеры, инженеры, физики.
Несколько раз к нам приходил Михаил
Пришвин, возвращаясь с прогулки со своим неизменным спутником —
охотничьей собакой. Он отдыхал где-то рядом. Останавливался на
несколько минут, пристально смотрел на всех нас, вспотевших,
усталых. В последний день перед нашим отъездом писатель сказал:
— По-видимому, нужно иметь огромную волю и
твердую цель, чтобы сознательно переносить такие нагрузки. Здесь вам
нелегко, там, — он поднял свою палку и показал ею куда-то в сторону,
— будет еще тяжелее. Но вы настоящие богатыри земли нашей и не
посрамите ее чести.
Мы ехали в Швецию, чтобы подтвердить
закономерность своей победы в Хельсинки на Олимпийских играх.
Говорят — одержать победу легче, чем удержать ее. Верно ли это?
На олимпиадах соревнования по штанге, как,
впрочем, и по ряду других видов спорта, считаются сугубо личными. Но
по многолетней традиции ведется неофициальный - командный зачет,
объективно отражающий успехи и неудачи разных стран. Спортсмену,
занявшему первое место, по этому зачету присуждается - 7 очков, за
второе — 5, за третье — 4, за четвертое — 3, за пятое — 2 и за
шестое — 1 очко.
Команда штангистов Советского Союза набрала
в Хельсинки 40 очков, команда США — 38. Тогда представители
американской команды заявили, что олимпийский зачет неправильный.
Вот, дескать, в будущем году, в Стокгольме, официальный командный зачет будет другой: победителю будет
присуждаться 5 очков, за второе место — 3, за третье — 1.
Эта не слишком хитрая «очковая дипломатия»
не могла, конечно, опровергнуть тот несомненный факт, что
американская команда оказалась слабее советской. Однако теперь,
перед началом соревнований, следовало тщательно продумать
расстановку сил нашего коллектива и оценить возможности противника.
Как сложатся предстоящие поединки?
Соответствуют ли действительности сообщения печати о феноменальных
результатах «загадочного» японца с Гавайских островов Томми Коно,
тяжелоатлетического «колдуна» Стэнли Станчика и супермена Норберта
Шеманского? В какой спортивной форме Дэвис, Брэдфорд? Поговаривали,
что для укрепления команды в легком весе Боб Гоффман выставит
чемпиона олимпийских игр в полусреднем весе Питера Джорджа. Но для
этого Джорджу нужно согнать 6 кг. Пойдут ли на это американские
тренеры?
Нас встречают товарищи из посольства,
организаторы чемпионата. Председатель тяжелоатлетической федерации
Оскар Бьерклунд, очень внимательный и удивительно симпатичный
человек, сказал при встрече:
— Вы убедитесь, что шведы не флегматичный
народ, как о них иногда говорят.
Мы приятно были удивлены, когда
журналисты и фотокорреспонденты не проявили обычной для них
навязчивости. Вопросы были краткими, съемки молниеносными,
Как и всюду, нас ожидала могучая армия
любителей автографов, преимущественно очень юных. Один рыжий, весь в
веснушках парнишка совершенно спокойно объяснил нашему переводчику:
— Я не могу не получить автографов, я ведь
чемпион в этом деле, — и, показывая на нас, добавил, — так же как
эти люди в своем.
Мы охотно расписались в его
альбоме, а Воробьев по-своему объяснил эту встречу:
— Первый юноша, которого мы увидели, рыжий.
Это определенно, к счастью.
Решили жить в посольстве: среди своих будет
легче.
Шведская пресса всячески подогревала
интерес к предстоящим соревнованиям и при этом иногда обращалась
к приемам недозволенным.
Даже Бьерклунд, хорошо знающий нашу
команду, в чем-то сомневался.
— Простите, — осторожно спросил он у меня,
— неужели с вами так жестоко расправляются, когда вы терпите
поражение? У нас писали, что Григорий Новак сослан в Сибирь. Это
правда?..
Тренировались все в одном зале.
Заканчивалось наше время, появлялись американцы в куртках с надписью
на спинах «USA 1953» — команда, о которой Боб Гоффман говорил:
«Мои супермены удивят всех».
На тренировках они выглядели очень
сильными. Даже судя по их внешнему виду, по мускулатуре (мы
не виделись с ними год), было ясно, что они стали больше уделять
внимания силовым и другим упражнениям, систематически
контролировать технику выполнения,
Чувствуется, что высоких результатов
американцы достигают, скорее, за счет увеличения мускульной силы,
чем за счет совершенствования техники.
Сам не догадываясь об этом, Дэвис
подтвердил мои догадки:
— Чем тяжелее вес, с которым мы
тренируемся, тем больше развиваются наши силы. Нужно быть только
последовательным и избегать чрезмерной работы. Одной техники для
прогресса недостаточно. Если нет основательной базы — силы, ваш
хороший стиль и скорость ничего не будут стоить.
Вроде бы трудно возразить, однако о технике
он все же отзывался явно неуважительно.
Очень интенсивной была тренировка Коно,
Станчика и Дэвиса. Они смело работали с предельным
весом, особенно в жиме. С огромным трудом тренировался Норберт Шеманский. Мы не могли понять, что случилось:
может быть, он болен?
На одной из тренировок Николай Саксонов
неожиданно обнаружил, что весит на килограмм больше дозволенного в
его категории. Необходимо было немедленно сгонять вес.
Финские бани найдешь далеко не в каждой
стране, и поэтому все решили воспользоваться случаем -и попариться.
Здесь, в парной «Центральбадет», где температура сухого пара
достигает 98°, мы увидели Пита Джорджа. Вид его был ужасный. Лицо
заострилось. Тренер и массажист по очереди клали ему на затылок
холодные компрессы. Время от времени Джордж подносил к пересохшим
губам кусочки льда и сосал .мятные конфеты. Это было похоже на
истязание, и нельзя было не проникнуться уважением к воле и мужеству
прекрасного спортсмена, Ведь он мог довольно легко защитить титул
сильнейшего в своей категории. Но для команды «Барбелл-клуба» надо
было, чтобы Джордж перешел в легкий вес, и вот теперь этот спортсмен
добровольно принимал муки.
Оставалось несколько дней до начала
соревнований. Мы жили спокойно, размеренно, стремясь строго
соблюдать установленный режим. Каждый час был подчинен одной цели —
сохранить до выступления свою наилучшую форму. Это означало: в
свободное время никакого напряжения, хорошее настроение, развлечения
— прогулки в парках, чтение.
Вечером можно было пойти в кино. Вот
афиши: «Маленький убийца», «Поцелуй смерти». Нет, надо беречь нервы.
Пошли в стереоскопический театр, где демонстрировали фильм с
оптимистическим названием «Человек живет для жизни».
Стереоскопический эффект был потрясающим: банда гангстеров совершает
убийство, похищения, ограбления банков. Герой фильма, отпетый бандит, попадает в руки правосудия. Ему удаляют часть мозга, связанную с функцией памяти и
преступными инстинктами. Человек забывает свое прошлое и начинает
новую жизнь. Гангстеры похищают своего бывшего приятеля, чтобы
узнать, где спрятаны ценности. Его подвергают страшным пыткам (здесь
кинематограф особенно старательно воспользовался возможностью для
рельефного показа в стереофильме), и герой, потерявший память,
все-таки дает бандитам необходимые сведения.
Вот так. Перебрали столько названий, чтобы
не натолкнуться на очередной фильм ужасов, но не смогли избежать
его.
Следует сказать, что шведская
общественность развернула настоящую политическую кампанию в борьбе с
пагубным влиянием гангстерских фильмов и порнографической
литературы, шедших грязным потоком из-за океана.
В первые дни нашего пребывания в Стокгольме
пресса часто придумывала различные басни о каких-то особенно
напряженных отношениях между советскими и американскими спортсменами. На самом же
деле мы относились друг к другу со взаимным уважением и симпатией.
Каждый день в раздевалку к нам приходил Дэвис. Он знал несколько
русских слов. Здоровался с нами по-русски и радовался этому как
ребенок. Часто рассказывал о Поле Робсоне — это его большой друг.
Однажды Джон запел: «Жил-был король
когда-то, при нем блоха жила-а-а... » И выжидательно посмотрел на
всех.
Мне показалось, что он выучил эти слова
специально для нас.
Дэвид Шэппард, сталкиваясь с кем-нибудь из
нас, немедленно начинал насвистывать что-нибудь из Чайковского,
Глинки, Рахманинова. Нельзя было удержаться от улыбки:
знакомые мелодии звучали в ритме -американской музыки
модерн.
Когда Николай Саксонов подходил на
тренировке к штанге и, вздохнув, брался за гриф, сидевшие вблизи
зрители могли заметить глубокие шрамы у него на руках. Это следы
пулеметной очереди — самого тяжелого из его четырех ранений.
Это поражало каждого, кто видел его
впервые. Когда-то поразило И нас. Потом мы привыкли.
Однажды на тренировке шрамы на руках Саксонова увидел молодой немецкий спортсмен Шаттнер. На его лице
мгновенно отразилась целая гамма сложных чувств: смущение, боль,
стыд, сочувствие. Потом он нерешительно подошел к Саксонову и
осторожно потрогал рукой его шрамы.
— Это ужасно. Войны не будет, — тихо
промолвил Шаттнер.
Мне не раз приходилось спорить с разными
людьми по поводу тактики в тяжелой атлетике. «Задача штангиста —
поднять максимальный для него вес», — говорил кое-кто. Следует,
стало быть, думать о физической подготовке, режиме, об овладении
техническими приемами, какими-то секретами высшего мастерства. При
чем же здесь тактика?
Однако взять хотя бы вопрос о составе
команды, От каждой страны в команде могло выступать не более семи
участников. Но это вовсе не означало, что команда обязана выставлять
по одному участнику в каждой весовой категории. Она могла быть
представлена в одних весовых категориях двумя штангистами, а в
других не выставить ни одного.
Надо ли говорить о том, как важно в таких
условиях правильно расставить силы! Ведь сильнейшая команда
определяется по сумме набранных штангистами очков. Если вы не
располагаете сильными атлетами легкого веса, то выгоднее в этой
категории совсем не выступать. Зато, если у вас есть хорошие
средневесы, лучше выставить в этой категории двух человек.
Но бывает и другое: известно,
что в определенной категории противник рассчитывает набрать побольше
очков. Значит, именно здесь надо дать ему бой, оттеснить на низшие
места. Представляете, какую огромную ответственность берет на себя тренерский совет команды? А как учесть возможности противника? В
Стокгольм приехали десять американских штангистов. Но на помост
выйдет только семь. Кто же именно?
Как сообщает пресса, результаты египетских
атлетов в этом году очень посредственные. А может быть, это
тактический ход?
Каковы особенности техники будущих
соперников, их стиль, «почерк», сильные стороны и уязвимые места? Нё
случайно американские атлеты приходили на тренировки с портативными
кинокамерами и снимали на пленку все, что их интересовало. У нас
тогда это еще не практиковалось.
Напряженная тактическая борьба, от которой
во многом зависел исход чемпионата, началась еще задолго до того,
как первый участник вышел на помост.
Еще и еще раз взвешивали .мы все
обстоятельства и наконец решили: в легком весе будет Иван Удодов, в
полусреднем — Юрий Дуганов и в среднем — Аркадий Воробьев и Трофим
Ломакин. В такой расстановке были свои преимущества.
Собственно, настоящей борьбы у Удодова не
было: иранец Намдью не приехал, а египтянин Мангуб не мог оказать
ему серьезного сопротивления, и никто не сомневался в победе
советского атлета. Нужно было только осторожно распределить свои
силы. Иван Удодов сделал это превосходно. Непринужденность,
восторженное лицо на помосте, отличное мастерство, я бы сказал,
артистичность выполнения и на этот раз покорили зрителей. Удодов
повторил олимпийское достижение — 315 кг. И, безусловно, сделал бы
больше, если б рядом был Намдью: без него Ивану не хватало азарта и
спортивной злости.
Удодов своеобразный атлет. Вот что
удивительно: он никогда не мог достаточно четко объяснить не
только другим, но даже себе, как достигает высоких результатов. Это
был тот редкий случай в спорте, когда у спортсмена почти отсутствует
аналитический подход к овладению мастерством, а все, что он делает,
происходит интуитивно. Он обладал совершенно особым даром
безошибочно чувствовать, что можно и чего нельзя допускать в
тренировке и в соревнованиях.
Зрители бурно приветствовали первую победу.
Сейчас вручат золотую медаль и исполнят Гимн Советского Союза — это
традиция. Но вместо гимна звучит туш. Руководитель нашей делегации
подает протест. Ответ был более чем странный: кроме советской
делегации, никто не привез пластинок с записью гимнов. С протестом
выступили и представители других стран. Выяснилось, что у всех
делегаций такие пластинки были. Бьерклунд, может быть и не по своей
вине, однако, оказался причастен к этому, по оценке местной прессы,
«грязному делу».
На следующий день уже исполнялись гимны в
честь победителей. Бьерклунд смущенно оправдывался:
— Простите, здесь далеко не я хозяин...
«Первая ласточка — вестница победы», —
говорили мы. Удодов должен был принести нам удачу, как и в
Хельсинки.
«Что делает перед выходом на помост чемпион
мира!» — под таким многозначитёльным заголовком поместили на первой
странице газеты портрет Саксонова. с учебником немецкого языка в
руках. Действительно, буквально за несколько часов до соревнований
он изучал немецкий. Молодого репортера, бравшего интёрвью у .Николая
Саксонова, это поразило. Мы уже привыкли к его спокойствию,
уравновешенности и незаурядной воле. Может быть, эти качества он
принес с полей войны, когда был разведчиком? «Нет, таким он был и
до войны, — рассказывал мне один из первых учителей Николая, наш
давний знакомый дядя Ваня Лебедев. — Такая же настойчивость, такое
же упрямство».
А потом после войны с шестью орденами и
медалями пришел он в тяжелоатлетический зал, и нельзя было без боли
смотреть на его изуродованное шрамами молодое, сильное тело...
Медленно, очень медленно тяжелела его
штанга. Но он не торопился, терпеливо ждал своего дня. На Берлинском
фестивале молодежи в 1951 году Саксонов установил мировой рекорд в
толчке — 136,5 кг.
Сейчас Николай Саксонов стоит на помосте,
немного наклонив красивую бритую голову, и вся его фигура излучает
спокойную уверенность, хотя противостоит ему . опасный противник —
чемпион олимпийских игр Рафаэль Чимишкян. Последний также исполнен
решимости и наилучших надежд.
Все мы очень волнуемся. Правда, главный
тренер Николай Шатов нейтрален: для него в конце концов не так
важно, кто из двух победит; главное — завоевать первое и второе
места для команды. Иначе относимся к поединку Механик и я. Он
тренировал Чимишкяна, я — Саксонова. Какой уж там нейтралитет...
На этот раз их единоборство закончилось
победой Саксонова и, таким образом, в какой-то мере также моей. Они
поменялись не только местами, но и результатами: теперь у Саксонова
было 337,5 кг, у Чимишкяна — 332,5 кг.
Швед Эрикссон занял третье место с суммой
307,5 кг. Зрители устроили своему соотечественнику такую овацию,
которой удостаивают далеко не каждого чемпиона мира. Шведы,
флегматичные шведы, оказывается, фанатически патриотичны.
На усталом лице Рафаэля нетрудно увидеть
разочарование. Это недовольство собой всегда трудно поборотъ сразу: пыл борьбы, нервная
взвинченность долго не проходят. Он еще много раз будет
спрашивать себя: почему не я, в чем причина?
Саксонову больше не удалось подняться до
лавров чемпиона: сильнейшими стали Удодов и Чимишкян. Однако в 1957
году его имя вновь прозвучит. Он совершит спортивный подвиг: побьет
наиболее «замороженный» из всех рекордов. 19 лет Чамс оставался
непобедимым в толчке — 153,5 кг. Лучшие легковесы мира замахивались
на эти килограммы. Саксонов завершил их усилия.
На третий день в легком весе мы ждали
встречи с Питером Джорджем, который оставил в финских банях 6 кг
собственного веса. Этого сухощавого, совсем не тяжелоатлетической
фигуры парня природа одарила очень сильной волей. Он успел согнать
огромный для себя вес. Но успеет ли он ввести в рабочий ритм
ослабевшие мышцы?
Он победил, показав 370 кг — на 30(!) кг
ниже своего лучшего результата в полусреднем весе. Победил уже в
финале — в толчке, проигрывая Дмитрию Иванову после двух упражнений
7,5 кг.
Перед Ивановым стояла сложнейшая задача.
Его . опытный соперник уже 7 раз выступал в чемпионатах мира. В
толчке, который имел в этой борьбе решающее значение, Дмитрий
оказался слабее. Он мало работал над этим движением и в результате
зафиксировал 137,5 кг. Тем временем обессиленный Джордж финишировал блестяще.
— 150 кг.
На следующий день Джордж уже весил 74 кг.
Он непрерывно пил. За одну ночь осунувшееся его лицо набрякло.
— Никогда не буду сгонять вес, даже если
прикажет президент, — решительно заявил американец.
29 августа днем на помост вышли штангисты
полусреднего веса. Выступать в этой' категории мы не собирались, так
как намерены были выставить в полутяжелом весе Федора Осыпу, который
наверняка занял бы второе место и принес команде еще 3 очка. На
одной из тренировок Осыпа повредил ногу, и, как он ни рвался в бой,
мы не могли и не хотели рисковать его
здоровьем.
Поэтому в полусреднем весе пришлось
выступать Юрию Дуганову. И хотя был он далеко не в своей лучшей
форме, Юрий занял третье место и стал чемпионом Европы.
Первым был Томми Коно. На этот раз мы
увидели совсем иного спортсмена. Тело его стало рельефнее, заметно
увеличились мускулы и приобрели красивую форму. Он продемонстрировал
феноменальный по тому времени толчок — 168,6 кг.
Дэвиду Шеппарду все пророчили первое место.
Но иногда в ход событий решительно вмешивается какой-то
непредвиденный случай. Так было и сейчас. После первых движений
Шеппард опережает Коно. Опьяненный успехом и уже чувствуя близкую
победу, он начинает рывок. В заключительной фазе движения у него
подкашиваются ноги, и вместе со штангой он падает на помост, сильно
ударившись головой и порвав связки на ноге. Его уносят со сцены в
обморочном состоянии.
В этот момент диктор объявил, что Коно
идет. на мировой рекорд. Гоффман и его команда спешат к помосту.
Врача у американцев не было. Юрий Дуганов и врач советской команды
Рубен Леонович Огасян помогли Шеппарду прийти в себя. На следующий
день в газетах появились фотографии, зафиксировавшие этот момент.
Читатель помнит о тех неблагоприятных обстоятельствах, которые
дважды, в Париже и Хельсинки, приводили к досадным неудачам Аркадия
Воробьева, когда золотые медали в последний момент ускользали из его
рук. После Хельсинки он сказал:
— Не знаю, как долго придется ждать, чтобы исправить положение. Ну что же, я терпелив.
Я никогда не видел Аркадия таким осторожным
в расчете сил, тренировочных прибавках веса. Конкуренция требовала здравого решения.
В жиме он отставал от Станчика на 2.5 кг, от Ломакина — на 5 кг.
Это не смущало Воробьева. Впереди его - движение —
рывок. Верный своему мышечному чутью, он в прекрасном рывке,
поднял 135 кг, продемонстрировал свои лучшие качества: упорство и
надежность действий на помосте.
Опустив штангу, Воробьев впервые за день
улыбнулся. Неуклюже поклонившись, ушел с помоста. И вдруг послышался
взволнованный крик на французском языке:
— Не уходите, не уходите! Взвесьте штангу —
она тяжелее!
Это кричал французский судья Робер Кайо.
Апелляционное жюри смущено. Ассистенты взвешивают штангу. Так и
есть: новый рекорд мира. На штанге 136 кг! Тут же, образовав живую
стенку, взвешивают голого Воробьева.
Аркадий толкает 167,5 кг и с суммой 430
кг становится чемпионом мира. Наконец-то! Отстав на 2,5 кг, Ломакин
получает серебряную медаль. Третье место занял Станчик. Это было
начало конца спортивной карьеры знаменитого Стэнли. Он и сам тогда
сказал мне, что собирается кончать свои выступления:
— Нельзя же вечно оставаться на помосте. Я
весь изломан.
Станчик и Коно были, кажется,
единственными, кому удалось победить в трех весовых категориях.
Робер Кайо был счастлив: он спас рекорд. На
банкете Воробьев сказал, что посвящает свое достижение благородному
и наблюдательному французу.
Все семь наших ребят завоевали на
чемпионате мира призовые места: 3 золотые, 3 серебряные и 1
бронзовую медали. У нас было уже 25 очков, у американцев —14.
Теперь, когда советская команда закончила
выступления, мы и сами получили возможность занять места зрителей и с интересом наблюдать за
драматическим финалом соревнований в «Эриксдальхалле». После того
как Норберт Шеманскнй, не имея сильных конкурентов, легко одержал
победу в полутяжелом весе и принес команде США еще 5 очков, Боб
Гоффмав снова воспрянул духом.
Каждое выступление Шеманского в течение
долгих лет было демонстрацией совершенного мастерства. Египтяне
Салех и Керим не могли даже называться его соперниками. Кстатн, он
так же не раз испытал жар финских бань. Согнать 6 кг, чтобы
выступить в полутяжелом весе, для этого необходима большая воля.
Он весил 127,5 кг, без особого напряжения
поднял в рывке 135 кг. А в толчке оказался неузнаваемый. Это его"
любимейшее движение. Шеманский установил мировой рекорд— 181 кг.
Я всегда восторгался его выступлениями. Мне
хотелось больше узнать о нем. Но он был молчаливым человеком и
неинтересным собеседником. Джон Терпак сказал, что даже среди своих
Норберт приобрел славу «Великого молчальника».
— Услышать от него слово — все равно, что
выжать воду из камня.
ЩеманскиЙ, оказывается, лелеял большие
надежды. Но тогда никто не мог предполагать, что они осуществятся
так неожиданно — спустя всего лишь год.
Итак, «Барбелл-команда» приободрилась.
Последние козыри американцев, двое негров — Дэвис я молодой Брэдфорд
— должны занять первое и второе места. Уверенная белозубая улыбка
озаряла лицо Дэвиса. Чемпионат не сулил ему никаких огорчений,
Победа не вызывала сомнений. Утром Гоффман сказал на пресс-конференции:
— Чтобы опередить советских атлетов, я имею
по крайней мере 8 очков. Уверен в своих ребятах...
Шел третий день соревнований. В зрительном
зале появился, прихрамывая, крупный с красивым благородным лицом человек. Было жарко,
пиджак он нес на руке. Под белой сорочкой угадывались необыкновенной
силы мышцы. Сравнительно небольшой рост, огромное тело (как потом
выяснилось, весил он 125 кг) и вместе с тем какая-то удивительная
мягкость в движениях и элегантность. Присев недалеко от эстрады, он
наблюдал борьбу Коно, Шеппарда и Дуганова.
А немного погодя незнакомец зашел в
тренировочный зал и, не снимая сорочки, без всякой разминки поднял
150 кг на грудь и в строгом, абсолютно правильном стиле выжал этот
вес пять раз с груди.
Это был Даг Хэпбурн, только что приехавший
из Канады. Его никто не ждал. Не ждал и Гоффман, который слышал о
нем раньше и даже писал о Хэпбурне в своем журнале. 26-летний
канадец, приехавший в Швецию на средства, собранные жителями
Торонто, начисто перевернул все планы американцев. Он прибыл
совершенно один, и его опекали то английский тренер Мюррей, то наш
Аркадий Воробьев.
В жиме Хэпбурн показал
ошеломляющий результат — 168,6 кг, Дэвис — 155 кг. В
рывке они зафиксировали по 135 кг. Слабое место
Хэпбурна — толчок: ему мешает больная правая голень, которую
он прикрывает толстым шерстяным носком и резиновым
наколенником. Канадец стал прихрамывать заметнее, вероятно, он
устал. Но 165 кг, которые он толкнул, было вполне достаточно для
победы. Его 467,5 кг стали практически недосягаемы для кого-либо
из соперников. Но Дэвис не сдавался. Он трижды шел на 185 кг.
Чувствовалось, что и сам он не верит в
успех этой явной авантюры. Мертвая сила металла прижимала его к
помосту при попытке поднять штангу и валила на землю. Гоффман
получил второй удар. Третье место завоевал не Брэдфорд, а аргентинец
Хумберто Сельвегги. Его сумма 450 кг и толчок 160 кг
свидетельствовали, что на мировой помост выходит незаурядный
тяжелоатлет.
В дальнем углу холла сидит Дэвис. Я подхожу
к нему. Еще с 1946 года у нас с ним сложились теплые, дружеские
отношения, и мы это хорошо чувствуем. Я заметил, что часто от
неудачи человек вроде делается ниже ростом. Таким сейчас казался мне
Дэвис. Совсем еще недавно во мне боролись два чувства: я
горячо желал успеха Хэпбурну (это приносило нашей
команде победу) и переживал за Дэвиса.
Это был конец. Когда-нибудь он приходит к
каждому спортсмену. И тем не менее, когда наступает это время, мы
воспринимаем его как удар. И хотя это повторяется с неминуемой
последовательностью, каждый, будто ничего не зная об опыте своих
старших товарищей, молит судьбу: ну еще раз, один только раз... А
она бывает неумолима, безжалостна, она молчаливо подтверждает, что
твой последний раз уже минул.
Можно долго считаться хорошим спортсменом,
но долго оставаться чемпионом трудно. Тяжело много лет подряд
находиться в состоянии предельного нервно-мышечного напряжения.
Молодые, полные сил, ребята рвутся к пьедесталу. Их неукротимые
желания и энергия превосходят опыт старших. Большой спорт —
это привилегия молодости. А годы берут свое. Восемь лет Джон Дэвис
прочно держал скипетр короля среди атлетов тяжелого веса. А что ждет
его теперь?
На банкете в ратуше во Дворце викингов
Хэпбурн был очень смущен и счастлив. Мы говорили о тренировке, о
будущих встречах: будет ли он в Мюнхене, Вене? Он отвечал на эти
вопросы неопределенно. Пройдет время, и мы узнаем, что он не будет
ни в Мюнхене, ни в Вене, что мы вообще больше нигде с ним не
встретимся. Кто будет оплачивать его поездки? Кто поможет ему в
тренировках? У Хэпбурна были прекрасные способности, но он был лишен
возможности по-настоящему развить их. Газеты в шутку назвали его
«новоявленным Цезарем», который пришел, увидел, победил.
Выступив в Стокгольме, он исчез так же
внезапно, как и появился. Я старался следить за его
дальнейшей судьбой, в частности узнал, что Дагу удалось достичь
феноменальных результатов в жиме со стоек, в приседании с весом и
тяге двумя руками.
Тяжелая атлетика приобрела и тут же
потеряла большого спортсмена.
В 1960 году я вдруг получаю письмо от
Хэпбурна из Канады: «Со времен Стокгольма прошло много времени, но
я помню обо всем так отчетливо, будто это было вчера, — писал Хэпбурн. — Может быть, это потому, что со мной это случилось раз в
жизни. Я часто мечтал о том, чтобы продолжать карьеру
тяжелоатлета-любителя. Но это было невозможно, так как у меня не
было ни денег, ни помощи. Я хотел побывать в вашей стране и своими
глазами увидеть всю работу, которую проделываете Вы и другие тренеры
для своих спортсменов. Я бы очень хотел совершенствовать свою силу в
вашей стране. Я мог бы в жиме показать 190 кг...» Ему не повезло. Он
не нашел хозяина, боса. Он первый в истории канадской тяжелой
атлетики завоевал золотую медаль чемпиона и звание самого сильного
человека в мире.
Поединки в «Эриксдальхалле» закончились.
Второй раз мы победили в командном зачете. Уезжали переполненные
впечатлениями, уроками и маленькими открытиями. Мы видели, что у
американцев появилась тенденция больше тренировать толчок. Что же,
это верно: они видят в нем силовую базу для роста и рывка. А главное
— уверенный толчок не знает срывов и дает возможность успешно
закончить состязания, как это было, например, с Джорджем. У нас эта
часть подготовки была слабоватой. Мы думали, как перестраивать наши
тренировки, прикидывали возможную перестановку атлетов в весовых
категориях... Словом, уже теперь начинали подготовку к будущим
встречам на самом высоком уровне. Но все это было впереди.
