ГЛАВА
6
ОГОНЬ
ИЗ ГЛУБИНЫ ВЕКОВ.
«Вложи меч в ножны! Оставь дома щит и
копье! Воткни в землю и стрелы — они не нужны здесь!» — сказал царь
Ифит. И сотни эллинов, красивых и сильных, собрались на Олимпе возле
священного огня, чтобы продемонстрировать свою силу, красоту и
находчивость. И никто не смел нарушить этот закон, пока продолжались
Олимпийские игры. Такое нарушение каралось как
богоотступничество.
Каждые четыре года собирались на свой
праздник древние греки. Почему они избрали такую периодичность?
По преданию Геракл устроил соревнования по
бегу для своих братьев близ города Пизы в честь победы над царем
Авгием. Он вычистил
Авгиевы конюшни, свершив свой шестой подвиг, но царь не торопился отдавать
обещанную часть своего стада. Пришлось обратиться к
силе. Геракл собрал войско, разогнал воинов Авгия, а его самого пронзил
стрелой. Это и послужило поводом для соревнований. Среди братьев
самым сильным в беге оказался Геракл. Он был увенчан венком
и ветвей маслины, срезанной золотым
ножом. Братьев было четверо — это число и
определило периодичность проведения игр. А возникновение их
связывают с именем царя Пелопса, который
устроил соревнования в Олимпии по случаю
победы над царем Эномаем.
Олимпия расположена в долине реки Алфея, на
Пелопонесском полуострове. Город украшал грандиозный храм Зевса,
сооруженный по замыслу Либона. Скульптурные группы храма изображали
борьбу Пелопса с Эномаем, кентавров с лапифами, подвиги Геракла. В
храме стояла скульптура Зевса из золота и слоновой кости,
созданная Фидием, — одно из семи чудес света.
Эллада... Олимпия... Эллины. Еще Гомер
писал о первых спортивных встречах. Сначала там собирались
представители только привилегированных классов, жители одной
местности, Такие небольшие встречи позже превратились в праздники
мира.
Прекрасные памятники появились в Олимпии —
памятники самым сильным, самым ловким. А их имена заносились в
специальные списки, прославлявшие их по всей Греции. В VI веке до н.
э. на открытие игр съезжались не только атлеты, но и философы,
художники, государственные деятели.
Честность, взаимопомощь и уважение — эти
наилучшие традиции сегодняшнего спорта пришли к нам из глубины
веков. Древние греки всегда уважали своих соперников.
Более шестнадцати веков тому назад один
жестокий человек — римский император Феодосий I .запретил
Олимпийские игры как языческий праздник. Ценные сокровища,
скульптуры, архитектурные памятники — все это было разграблено,
уничтожено, сожжено. Со временем землетрясения довершили дело, и
Олимпия схоронилась под толстым слоем песка. Только благодаря
усилиям немецкого археолога Куртиуса человечеству были возвращены
творения скульпторов и мастеров Олимпии. Вместе с ними возвратилась
и приобрела популярность и идея проведения игр. Страстным ее популяризатором стал французский
преподаватель физического воспитания Пьер Кубертэн. Ему мы обязаны
тем, что в 1896 году состоялись 1 Олимпийские игры.
«Я возродил Олимпийские игры потому, —
говорил Кубертэн, — что стремился облагородить и укрепить спорт,
сделать его независимым и жизнеспособным, соответственно той роли,
которую он призван сыграть в современном мире; потому, что я хотел
отдать достойные почести атлету за то, что он своим примером
вызывает всеобщий интерес к физическим упражнениям; потому, что я
хотел возродить стимулы, которые. порождают здоровый дух
соревнования».
Олимпийское движение, по Кубертэну, должно
выделить спортивную элиту, достижения представителей которой будут
содействовать широкому внедрению физической культуры в массы. Он
говорил; «Для того, чтобы сто людей увлеклись физической культурой,
надо, чтобы пятьдесят были спортсменами, двадцать специализировались
в определенной спортивной области, а пять показывали удивительные
результаты». Их нечего бояться, этих результатов, спорту нельзя
навязать умеренность. Спортсмены не должны признавать границ, их
олимпийский девиз — «быстрее, выше и дальше». Мораль спортивной
элиты должна быть такой же высокой, как и их результаты.
И в своем «кредо», высказанном в 1894 году,
и в берлинском выступлении 1935 года (его называют «завещанием» —
Кубертэн умер в 1937 году) основатель современного олимпийского
движения пропагандировал демократические и интернациональные основы
спорта, его культурное и воспитательное значение.
В древние времена во время олимпийских игр
умолкал лязг оружия при любых обстоятельствах. Мы, люди XX века,
оказались менее принципиальными. На нашей памяти трижды в результате
войн не состоялись Олимпийские игры — в 1916, 1940, 1944 годах.
В 1952 году Советский Союз впервые послал
своих представителей на Олимпийские игры. 70 государств делегировали
в Хельсинки около 7 000 спортсменов. И среди них 380 советских.
Мы ехали с чувством особой ответственности.
Мы очень волновались, ибо даже самые крупные международные
соревнования, в которых мы принимали участие, были ничто по
сравнению с этим грандиозным спортивным форумом человечества.
Я не узнал Хельсинки. Город преобразился, как временами преображает человека какая-то радость
или большое событие. Его холодное северное спокойствие теперь было
нарушено горячим потоком разноязычной, пестрой и одинаково веселой жизнерадостной спортивной гвардией. Эмблема
Олимпиады повсюду — на домах и дамском белье, на транспарантах и
меню. Газеты заполнены прогнозами и пикантными
интервью, объем спортивной информации изо дня в день возрастал.
Город был готов к приему гостей.
Спортсменов ждут Кеппюле и Отаниеме — Олимпийские деревни. Ждут
четко наладившее свою работу пресс-бюро и сотни
официантов в кафе и ресторанах, Ждут тысячи мальчишек, чтобы получить автографы.
Утром, в день открытия, пошел дождь. Улицы
заполнили зонты, плащи, накидки: те, кто не попал на стадион,
группами стояли на площадях перед громкоговорителями, хотя репортаж
можно было слушать дома, в уютной обстановке, за чашкой кофе.
Много раз приходилось мне в жизни слышать
сигнал фанфар. Это чувство ни с чем не сравнимо.
В руках у меня наш Государственный флаг.
Все мы, советские спортсмены, женщины и мужчины, в белых костюмах,
на лицах воодушевление, и все очень красивые. Приветственные
возгласы зрителей превращаются в огромное, перекатывающееся по
стадиону эхо. И уже нельзя различить ничего ни
аплодисментов, ни приветствий. Это просто
человеческая радость. Это — счастье.
Звучат фанфары, и вместе с тысячами голубей
взвиваются в небо пять олимпийских колец на
флаге.
А в эти минуты по улицам Хельсинки бежит
быстроногий спортсмен. Путь его озаряет пламя факела. Этот огонь
зажжен от солнечных лучей на горе Олимп в Греции.
Мы ждем его. Проходит минута, две,
три... Вот огонь уже увидели те, кто стоит ближе к выходу. А вот
бежит и сам легендарный Пааво Нурми — олимпийский чемпион 1920, 1924
и 1928 годов. Бежит мимо своего собственного памятника.
Возле светильника заканчивается длинный
путь олимпийского огня. Вспыхивает пламя. Нурми передает факел
другому известному финскому бегуну Колемайнену. Он несет его к башне
олимпийского стадиона. И вот на высоте 70 метров вспыхивает пламя,
которое кажется нам принесенным из мифической легенды, из глубины
веков.
Мы живем в Отаниеме, на берегу моря, в
восьми километрах от города. Дышим воздухом, настоенным на терпком
запахе хвои, ловим рыбу, волнуемся за наших товарищей, которые уже
начали борьбу. И, конечно, проводим последние тренировки перед
выходом на помост. Тренировки эти пользуются популярностью, за ними
постоянно с интересом следят жители нашей деревни, которую местная
пресса нарекла лагерем «Восток». Это потому, что здесь, кроме нас
жили делегации стран социалистического лагеря.
Лагерь «Запад» разместился в пригороде
Кеппюле. И вот у нас в гостях Боб Гоффман со своими ребятами. Через
день — мы у них. Все идеально. Мы удивительно вежливы друг с другом, мы улыбаемся и
стараемся не раскрыть своих возможностей. Все как на официальном
рауте.
Мы ждем, а тем временем жители и гости
Хельсинки приветствуют победителей. Финская газета «Вапаа сана»
пишет: «Мастерство советских гимнастов так высоко, что мало
десятибалльной системы для оценки их работы». В течение семи дней 70
000 зрителей наблюдали легкоатлетические соревнования, на которых
наша команда завоевала триумфальные победы.
Настал наш день. Первым должен был
выступать Иван Удодов. «Только пять лет занимался он тяжелой
атлетикой до олимпийских игр», — в основном, только это могли написать о нем газеты. Его не знали.
На помосте 19 «мухачей». Сильнейшие
пропускают свои подходы. Когда на штанге устанавливается 85 кг,
диктор объявляет: «Подготовиться Удодову». Ко мне подходит Намдью:
— Я сделаю 322,5 кг, мой ученик Мирзаи —
315, Удодов — 310. Будет хорошо. Желаю удачи.
Первый подход. Он знаменателен, а в спорте
все немного суеверны. Все в порядке! Легкость, уверенность,
сосредоточенность во всем облике Удодова. Он легко поднимает 90 кг.
Рывок. Все ждут, когда начнет Иван. На
штанге уже большой вес, а он не подходит, Осталось четверо. Намдью
начинает нервничать. Он не имеет права больше ждать и идет на 90 кг.
Наконец Удодов начинает с 92,5 кг.
Прекрасно.
Намдью прибавляет 2,5 кг — тоже успех.
Теперь ясно: на помосте они остались вдвоем.
На штанге 97,5 кг. Намдью мобилизует весь
арсенал заклинаний. Он что-то шепчет, складывает руки, подносит их к
груди. «Аллах» — доносится в зал, и... непобежденный металл падает
на помост. Удодов понимает, что в этом весе — его победа, в толчке
иранец очень силен. Опять легкость и удивительное спокойствие.
Итак, Удодов и Мирзаи имеют
одинаковый результат. Намдью — позади. Потом события
развиваются очеиь быстро. Удодов поднимает 120 кг и просит добавить
еще 2,5 кг. ,
Тишина. Слышен стук пишущих машинок
пресс-центра, приглушенные голоса радиокомментаторов,
расположившихся На балконе.
Удодов победил.
В полулегком весе настоящая борьба должна
разгореться между Рафаэлем Чимишкяном и Николаем Саксоновым — так
считали все специалисты, которые видели их тренировки.
Американцы снова не выставили своего
участника. Из остальных двадцати особенно опасен единственный
представитель Тринидада на Олимпиаде негр Р. Уилкс.
Начало грустное. Чимишкян и Саксонов
оказываются позади Уилкса и филиппинца Дел Розарио. Все растеряны.
Но дальше Чимишкян вырывает 105 кг —
поистине героический рывок. Саксонов не отстает от него и догоняет
негра.
В полночь начинаются выступления в толчке.
Саксонов легко толкает 132,5 кг. Чимишкян подходит к штанге, на
которой 135 кг, Если он поднимет ее, то превысит мировой рекорд в
сумме троеборья на 5 кг. Подход, еще подход. Неудача. Но вот третья
попытка. Есть мировой рекорд — 332,5 кг!
Тогда в Хельсинки все впервые увидели Томми
Коно, который победил с суммой 362,5 кг в легком весе. Но о нем
позже.
В полусредней категории золотую медаль
забрал Питер Джордж с результатом 400 кг.
А на следующий день ранним утром в одной
машине ехали в зал «Мессехали» два соперника — Трофим
Ломакин и Аркадий Воробьев. Молчаливые, сдержанные, сосредоточенные, готовые сделать все для
команды и... готовые к бескомпромиссной спортивной борьбе между
собой.
Выходит Воробьев. 120 кг на груди. Почему
арбитр не подает знака? Две секунды уже прошли. Наконец раздается
хлопок. Огромный вес Воробьев держал две лишние секунды и теперь,
пошатываясь, уходит с помоста.
Может быть, поэтому он не смог справиться
со 125 кг?
Ломакин. Фамилия его как-то непонятно
искажается эхом и произношением диктора. Тренер И. Механик легонько
подталкивает его к помосту. В отличие от Воробьева Трофим идет
энергично, решительно, ничем не выдает беспокойства. Он уверенно
выжимает 125 кг.
Опять на помосте Воробьев. Эта попытка
очень важна. Она последняя. Вес легко идет на грудь. Но что это?
Опять задерживается хлопок, который должен .зафиксировать выполнение
движения. И когда штанга медленно поднимается вверх, происходит
неожиданное: металл побеждает человека. Он становится маленьким,
беспомощным... Это ужасно. Аркадий падает со штангой в руках. С
жимом все покончено.
И тут вступает в борьбу Стэнли Станчнк —
бывший «мистер Америка»! С очаровательной улыбкой он просит установить
127,5 кг. Стенли красивый, складный. Невольно хочется, чтобы его
гибкое тело легко справилось с весом. Вот уже помогают ноги,
туловище — все равно неудача.
Но вспыхивают две белые лампочки и только
одна красная. Вес оказывается засчитан. Сорок минут понадобилось,
чтобы наконец решить: вес Станчику был засчитан несправедливо. Его
вторая попытка также неэстетична. Он шатается под весом, штанга
тянет его за собой, едва не бросает на землю.
Третья попытка еще хуже первых двух. Снова
к жюри направляются представители. Снова туда спешит Гоффман.
Попытка засчитана.
Рывок не приносит существенных
изменений. Впереди Станчик — 127,5 кг. И Воробьев просит 130 кг. Это
его последняя попытка... Он спокоен. Рывок — и снаряд над головой.
Однако две лампочки зажигают красный свет, Все решит толчок.
Вес растет, а никто из наших атлетов не
выходит на помост. «Атлеты СССР пропускают», — говорят
радио-комментаторы в микрофоны. «Атлеты СССР пропускают», —
выстукивают машинки. 150, 152, 155 кг. Станчик не выдерживает. Он
идет на этот вес и теряет тем самым одну попытку.
162,5 кг. Судья вопросительно смотрит на
одного, второго, третьего. «Пропускают, пропускают», — опять
прокатывается по залу.
165 кг. Первая попытка Ломакина неудачна.
Если сейчас Станчик возьмет этот вес, его уже никто не догонит. Но и
он не может поднять его.
Очередь Воробьева. «Пропускаю», — тихо
говорит он. «Пропускает», — стонет зал. Это значит, что сейчас .
может свершиться невозможное.
Последний подход Трофима. Тренер обтирает
его тело одеколоном и подсовывает под нос пузырек с нашатырным
спиртом.
Все произошло молниеносно. Выдох, вдох — и
штанга на вытянутых руках. Он почему-то стоит очень долго — давно
подан знак опускать. Потом легко кладет штангу. Станчик побежден—
есть 417,5 кг.
А на помосте в это время звенят диски: на
штангу надевают пять добавочных килограммов для Воробьева. Вот он
идет к штанге, поправляет ее, и... судьи засчитывают
ему это как попытку.
Пора. Вот штанга на груди, вот уже в
воздухе, вот на вытянутых руках. Секунда, вторая, третья. -.. Где же
команда? Тяжесть ломает его. Больше ждать невозможно, штанга летит
на пол.
Двое судей не засчитывают вес. Шум, свист,
крики. Подаем протест. Вес не засчитывается. Жан Дам в знак протеста покидает судейский пост
арбитра-фиксатора.
— Никогда я еще не встречал такого
безобразия, — бросает он судьям.
Его примеру следует англичанин Керлинг,
финн Хакконен. Судьи, которым предлагают занять места ушедших,
отказываются от этого предложения.
У Аркадия еще одна попытка. Судьи
возражают: первый подход был засчитан как попытка.
Снова протест. И когда уже нет никакой надежды, Воробьеву предлагают
еще раз подойти к 170 кг. Но уже ничего нельзя сделать. Вместе со
штангой он падает на помост,
Зал, только что гудевший от возмущения,
молчит. Низко опустив голову, Воробьев уходит со сцены.
Ломакин стал чемпионом. Потом, на церемонии
закрытия Олимпийских игр он понесет впереди колонны флаг советской
команды.
На следующий день газеты возмущались
судейством. А борьба продолжалась. Зрители с нетерпением ждали
человека, который должен был выступать в полутяжелом весе.
Здесь мы впервые увидели американца
Норберта Шеманского. Он обходит «самого» Новака и устанавливает
новый мировой рекорд — 445 кг.
В то время несмотря на то, что советская
команда по количеству очков становилась первой в мире, спортсменов
тяжелого веса у нас не было. Мы с восторгом и завистью смотрели на
могучего добродушного красавца Дэвиса и его ученика юного Джеймса
Брэдфорда.
Медленно, килограмм за килограммом,
увеличивалась сумма сильнейших. 460 кг показал Дэвис. Но до 500 кг
было еще далеко.
Три золотые, три серебряные и одну
бронзовую медаль увозили мы домой. Каждый ехал со своими радостями,
огорчениями, но все мы были первыми, были победителями: Мы ехали
домой, хорошо взвесив и оценив возможности своих противников.
Теперь, бесспорно, американцы будут нашими. соперниками № 1. Можно ожидать еще немало сюрпризов и от иранцев.
А вот некогда грозные египтяне стали неузнаваемы. Ушли в
профессионалы Чамс, Туни, Хамуди, Файяд.
Последний день. В последний раз звучат
олимпийские фанфары. Гаснет огонь на башне стадиона и в
светильнике. Спущенный флаг принимают финские кадеты. На световом
табло, где ранее объявлялись. результаты состязаний, на прощание
вспыхивает олимпийский девиз: «Победа — великое дело, но более
велико благородное соревнование».
