ТАЙНА ЖЕЛЕЗНОГО САМСОНА
И
снова тюрьма. Глубокий сырой и холодный подвал. Воздух и свет
проникает через крошечное окошечко где-то на высоте шести-семи
метров. Ноги и руки за спиной скованы цепями. Побег невозможен.
Кандалы снимают лишь дважды в день во время еды.
С трудом передвигаясь по дну каменного мешка, Александр обследовал
каждый миллиметр стены. Результаты были неутешительны. Ему предстоит
здесь сгнить заживо. Выхода нет.
Два дня он неподвижно просидел в углу на груде прелой соломы. Не ел,
не пил. Одна мысль неустанно билась в голове: «Конец, всему конец.
Не будет больше блеска арены, не будет радости ощущения своей силы,
не будет Бетти. Да и его самого не будет».
На третьи сутки он почувствовал, что близок к помешательству. Нужно
взять себя в руки, продержаться какое-то время, а там выход
найдется. Может быть, поможет Янош, может быть, кончится война и
объявят амнистию. Мало ли что может быть...
И опять давило, угнетало: ты сдохнешь тут, тебе не выбраться из этой
вонючей дыры.
Нет! Самое страшное — размякнуть, дать волю этому проклятому липкому
страху. Он выберется, выберется, хотя это и трудно.
Между тем он чувствовал, что уходят силы, словно вытекает песок из
горсти. Еще вот только что он ощущался плотной весомой тяжестью, но
побежали неприметные струйки между пальцами, и нет ничего. Сберечь
силы... Сберечь во что бы то ни стало! И Александр начинает
тренироваться. В подвале, скованный по рукам и ногам, он занимается
упорно, сдирая кандалами в кровь кожу, закусывая губы от нестерпимой
боли. Приседания. Прогибы. Гусиный шаг. Напряжения мышц. 15—20
секунд выдержка «включенных» мускулов. Потом расслабление. И так
множество раз подряд.
Он мог бы сломать цепи. Но охрана очень внимательна. Сломанное звено
заменят новым и еще больше ужесточат режим.
Через три месяца ему разрешили ежедневную получасовую прогулку.
Тюремный двор с высокой стеной, за ним ров с водой. Крохотный
каменный пятачок — сто шагов из конца в конец. Сто шагов, скованных
тяжелыми неподъемными кандалами.
Но что значит все это — цепи, стена, ров, если он снова увидел
солнце! Пусть ненадолго. Пусть оно холодное, зимнее. Но снова солнце
на синем небе. Нет, он не намерен сдаваться. Он еще будет жить. Жить
и видеть солнце!
Однажды во время такой прогулки к нему подбежала огромная овчарка.
Пес недоверчиво обнюхал незнакомого человека, а потом с радостным
лаем стал носиться рядом, выражая свое благодушие. Шуре он напомнил
Хана, товарища детских лет. И хотя выхоленная овчарка ничем не
походила на безродную дворняжку в глухой деревне под Саранском, он
вдруг почувствовал, что этот пес ему близок и дорог. Видимо, и
собака прониклась к нему доверием. Не прошло и десяти минут их
знакомства, как она доверчиво лизнула Шуре щеку, изъявляя готовность
к дружбе.
Назавтра повторилось то же самое. Вспомнив уроки Дурова, Шура
попытался обучить пса некоторым несложным трюкам. Пес оказался на
редкость понятливым. И через несколько дней он охотно выполнял
команды «лечь», «сидеть», «идти рядом». Со скованными за спиной
руками, с кандалами на ногах дрессировать собаку было неимоверно
трудно. Конвоиры хохотали, глядя на жалкие попытки закованного в
железо человека подчинить своей воле холеного независимого пса.
Неизвестно, чем бы все это кончилось, не вмешайся в дело начальник
тюрьмы — хозяин собаки. Понаблюдав за Шуриными приемами дрессировки,
он предложил ему взяться за обучение собаки всерьез.
— Что вам для этого нужно?
— Прежде всего снять кандалы, — ответил Шура: — И потом еду получше,
а то я долго не протяну.
Начальник задумался. Нарушить инструкцию... Но, собственно говоря,
куда денется этот симпатичный молодой человек, если с него снять
ножные кандалы, а руки заковать спереди? Стены, ров, решетка,
охрана. Правда, он уже бегал дважды, но отсюда не убежит. И улучшить
пищу можно. Зато Рэкс получит настоящего дрессировщика. И совершенно
бесплатно. А если показать на офицерских вечеринках все, чему Рэкса
выучит этот парень, это будет иметь успех...
Так Шура освободился от ножных кандалов, получил некоторую свободу
для рук и сносное питание.
Он сразу же начал готовить побег. Играя в тюремном дворе с собакой,
внимательно изучал расположение караульных постов, прикидывал высоту
стены и ширину рва, окружавшего крепость. Однажды ему удалось
незаметно спрятать за пазухой железный прут, который выбросили при
ремонте верхних камер. В другой раз он подобрал и так же ловко
спрятал кусок толстой проволоки. Теперь ночами Засс старательно
расширял щели между камнями, чтобы можно было быстро добраться до
зарешеченного окна. Не хватало только веревки. Он решил попросить ее
для дрессировки Рэкса.
Начальник тюрьмы веревку дал, но приказал караульному забирать ее
каждый раз после окончания занятий.
Так началась тонкая и опасная игра. Занимаясь с собакой, Александр
отделял от плетеной веревки одну небольшую прядь. Через неделю у
него собрался достаточный запас волокон, и он сплел из них короткий,
но прочный канат. Если надвязать его разорванными кусками
арестантской одежды, будет достаточно.
Теперь оставалось дождаться подходящей ночи. Она наступила вскоре.
Бурная, весенняя гроза разразилась ливнем и молниями.
Александр быстро, как на арене, сломал звенья цепи. Руки свободны,
но мешают наручники. Уже не раз он пробовал отпирать их прогнутым
куском проволоки, и всегда получалось. А сейчас неудача: заело.
Ждать некогда. С наручниками по отвесной стене, испещренной
крошечными зарубками, вверх, к окну.
Вот и прутья решетки. Мощный рывок, наддал еще плечом, и прутья
раздвинулись. Быстро перебежал двор. Стена. Крючок из согнутого
прута с привязанной к нему веревкой, надежно зацепился наверху.
Только бы выдержал самодельный канат.
Ура. Канат выдержал. Теперь с двадцатиметровой высоты в ров. А если
там мелко? Эта мысль приходит уже во время прыжка. К счастью, все
обошлось. Александр уже плывет. Травянистый берег. Только бы дождь
не кончился!
Мокрый, грязный, полуголый, с наручниками на запястьях, он ввалился
среди ночи в квартиру Чая Яноша.
Было не до разговоров. «Тебе повезло, малыш, мы собирались уезжать»,
— сказал Янош, растирая друга мохнатым полотенцем. А у Александра
зуб на зуб не попадал — и от волнения и от купания в холодную
весеннюю ночь.
Разломать наручники оказалось делом несложным. И тут-то Александр
вдруг почувствовал себя смертельно усталым. Через минуту он спал.
Янош отнес друга в постель и пошел за Бетти.
Ночное купание не прошло даром для ослабленного организма — наутро у
беглеца началось воспаление легких. Со всякими предосторожностями
Янош погрузил Александра в бричку и отправил с надежным человеком в
деревню, к сестре. В городе оставаться было опасно. Жандармы уже
наведывались в цирк, могли прийти и еще раз. Уехала в деревню и
Бетти.
Железный организм Засса выдюжил и на этот раз. Через две недели он
уже разгуливал с Бетти по цветущему лугу, помогал сестре Яноша по
хозяйству.
Вскоре приехал сам Янош. Он привез с собой высокого и худого
человека, одетого во все черное. Состоялось знакомство: синьор
Пазолини — Александр Засс.
— Рад встретиться, много о вас слышал.
— Знаешь, малыш, тебе тут оставаться небезопасно, — сказал Янош. —
Меня уже замучили фараоны, как вы их называете в России. Они ищут
тебя. Если тебя найдут здесь, мне тоже не поздоровится. В прошлый
раз я отделался штрафом. Деньги немалые, ну, да это я как-нибудь
переживу, не обанкрочусь. Теперь будет хуже. Они закроют цирк. А
может быть, и меня упрячут в тюрьму за укрывательство, ведь у тебя
это третий побег.
— Я уйду сейчас же, — вспылил Шура. — Уйду, если ты боишься.
— Не горячись, малыш, — спокойно продолжал Янош, — далеко ты не
уйдешь, тебя быстро схватят. Есть ход лучше. Синьор Пазолини обещает
вывезти тебя в Италию. Он готов ссудить тебе деньги, если ты
согласишься сделать его своим импресарио. Честно говоря, это значит,
что он готов вытащить тебя из этой истории, если ты в будущем
станешь на него работать. Ведь так, синьор Пазолини?
Синьор Пазолини невозмутимо кивнул головой.
— Подумай, малыш, только быстро, — закончил Янош.
— Я согласен, — тут же ответил Шура. Воцарилось молчание. Говорить
было не о чем.
— Бетти, конечно, едет с тобой? — не очень уверенно спросил Янош.
— Да.
Тут в разговор вступил молчавший до сих пор синьор Пазолини.
— Уважаемые господа,— начал он, не спеша подбирая русские слова.
— Я, разумеется, вам абсолютно доверяю. Я не сомневаюсь в силе
господина Александра Засса, хотя и не видел ни одного из его
выступлений. Однако согласитесь, что все мы склонны немного
преувеличивать свои возможности, равно, как и возможности своих
друзей. А я хотел бы быть уверен, что сделка совершенно честная.
Точнее говоря, я хотел бы убедиться в необыкновенной силе уважаемого
господина Засса. Я понимаю, что вы ослаблены болезнью. Но может
быть, вы все-таки сможете сделать хотя бы что-то из того, что
обещает эта афиша?
И тут синьор Пазолини развернул напечатанный полгода назад плакат с
броской надписью: «Александр Засс — сильнейший человек в мире».
— Хотите знать, что покупаете? — усмехнулся Александр.
— Вот именно, — невозмутимо ответил импресарио.
Александр взял стоявшую у двери железную кочергу и завязал ее
двойным узлом. Синьор Пазолини внимательно осмотрел металл, вынул из
кармана напильник и попробовал им твердость железа. Проверка,
видимо, не разочаровала его, он удовлетворенно хмыкнул.
Однако это был еще не конец. Синьор вынул из кармана железную цепь и
протянул ее Александру:
— Попробуйте разорвать.
Тот выполнил это без особых усилий.
— Превосходно, — сказал Пазолини. — Ну, а теперь сделайте то же
самое грудью.
Шура стал обматывать цепь вокруг ребер. Синьор Пазолини остановил
его:
— Позвольте, я сделаю это сам. Одну минуточку. Готово.
Глубокий вдох, выдох, снова вдох. Александр напрягся, цепь сдавила
ребра. Еще усилие. Цепь разорвалась. Синьор Пазолини осмотрел
обломки.
— Превосходно, — сказал он.— У меня нет сомнений. Теперь поговорим о
формальностях. Вы получите английское подданство — это самое
устойчивое государственное устройство в мире. У меня есть друзья, с
их помощью мы легко устроим получение гражданства. Зарабатывать
будете хорошо. Полагаю, что 20 процентов от ваших сборов выразится в
круглой сумме. Это и будет ваша доля. Со мной вы не расстанетесь до
тех пор, пока я этого не захочу. Иначе вам придется платить
неустойку, которую не сможете заработать за всю жизнь. А английские
законы строги. Вот договор, — синьор вынул из кармана бумагу, —
подпишите.
Александр подписал контракт. Он не думал о последствиях. Он не
верил, что такой вот листок может закабалить его на всю жизнь. Три
побега — это чего-нибудь да стоит. Главное, выбраться отсюда, а там
поглядим. Пазолини спрятал бумагу в карман.
— Теперь одно условие. Никакого Засса больше не существует. Афиши
сообщат о появлении загадочного Железного Самсона. Никаких
разговоров без моего ведома, никаких интервью без моего просмотра.
Чем меньше будет известно о вашей жизни, тем лучше. Вы таинственная
личность — Железный Самсон.
* * *
...Прошло сорок лет.
На окраине Лондона, у стола с зеленой лампой сидит старый, усталый
человек. Он разбирает пожелтевшие бумаги. Это его любимое занятие с
тех пор, как пришлось расстаться с силовым цирком. Правда, он еще
появляется на манеже с дрессированными животными. В газетах иногда
мелькает его имя: «Железный Самсон — дрессировщик пони, обезьян и
комнатных собачек; неповторимые номера — сальто вперед, изящные
пируэты». Его питомцы пользуются хорошей славой. Но разве это
слава?.. Похоже на некролог.
А ведь было иное время. Мистер Пулум, директор знаменитого
тяжелоатлетического клуба «Камбервел», писал о нем в журнале «Силач»
— вот она, старая, обтрепавшаяся вырезка: «Прямо в сердце Англии
прибыл человек, способный выполнять номера, в которые здравый смысл
отказывается верить. Причина, которая заставляет подозревать Самсона
в недобросовестных трюках, — его «внешность». Лучше сказать —
отсутствие этой «внешности».
Ибо, если сравнить его с гигантами, посещавшими Англию в былые
времена, он, несмотря на мощную мускулатуру, сильно проиграет. Его
рост — 1 метр 66 сантиметров, вес — не более 75 килограммов. Был бы
он громадным детиной, его номера, возможно, и воспринимались бы как
более правдоподобные. Правда, расширение его груди и расширение мышц
колоссальны (экскурсия грудной клетки равна 23 сантиметрам: 96—119
сантиметров. Но это не бросается в глаза).
После полуофициального выступления Самсона в тяжелоатлетическом
клубе «Камбервел» он завоевал огромную популярность. В частности,
сгибание прутьев является шедевром технически законченных и глубоко
продуманных движений. Я утверждаю, что он не только человек,
обладающий незаурядной силой, не только великолепный артист, но и
превосходный спортсмен, использующий свой разум не хуже своих мышц».
А вот афиша знаменитого зала Альгамбра, где в 1903 году «русский
лев» Георг Гакеншмидт одержал победу над знаменитым Каркисом. Афиша
эта посвящена другому русскому силачу — Александру Зассу. Но его
имени нет среди крикливых строк. Он, человек без родины, — Железный
Самсон, и только.
«В Манчестере во время строительных работ, — сообщает афиша, —
Самсон, подвешенный одной ногой к крану, поднял в зубах железную
балку с земли, и был перенесен на верх здания подъемным краном, в то
время как толпа, разинув рты, стояла внизу.
Если бы Самсон разжал рот, толпа никогда не смогла бы рассказать,
что она видела, — немало любопытных жизнью заплатили бы за
любопытство».
Не отставали от афиш и газеты.
«Дейли телеграф»:
«Господин, называющий себя Самсоном, является сильнейшим человеком
на земле. В это можно легко поверить, увидев, как он вяжет железные
прутья в узлы».
«Манчестер гардиан»:
«Согласно объявлениям, он самый сильный человек на земле, и после
того как мы сами увидели его... это заявление можно считать
неопровержимым».
«Хэле энд стрэнгс»:
«В лице Самсона мы имеем настоящего силача, чьи достижения полностью
открыты для проверки».
«Хэле энд эфишенш»:
«Увидеть — значит поверить. Воистину кажется, что его мускулы
сделаны из стали».
И так далее. Это была слава. Теперь остались воспоминания.
Горько. Но не только прошлые успехи заставляют грустить старого
человека. Шут с ней, со славой, не в ней счастье. Счастье в другом —
оставить после себя след на земле, воспитать учеников, преемников. А
их нет. В этой стране он всегда был феноменом, загадкой. Конечно,
были люди, которым он за определенную мзду помогал «накачать»
мускулатуру. Но где те, кому он мог бы передать все свои знания,
весь свой опыт? Тут их нет.
Живи он на родине — все, наверное, сложилось бы иначе. Он читал в
газетах о преемниках Дурова, об учениках Поддубного. С одним из
Дуровых встречался в Лондоне во время его гастролей. Там, на родине,
Александр Засс не остался бы на старости лет одиноким, никому не
нужным.
Мысль о родине, смутной тоской всю жизнь бередившая сердце,
становится самой больной его болью. Контракты... Проклятые
контракты!.. Из их цепких сетей он не мог выбраться всю жизнь.
Неустойки, которые он никогда не смог бы выплатить, вечная угроза
суда. Об этом горько думать. Но это держит крепче тюремных решеток.
Самый сильный человек в мире оказался Гулливером, которого привязали
к земле крошечные лилипуты.
Он узнал, что в России живы его сестра, племянник. Племянник тоже
спортсмен. Сложись судьба иначе — может быть, он сделал бы из него
первоклассного силача.
Александр Иванович Засс берется за перо. Он пишет сестре, как ему
одиноко на чужбине, как мечтает он вернуться домой. Одно письмо
следует за другим. Листки бумаги летят на родину.
В Лондон из Москвы начинают поступать письма. Приходят объемистые
пакеты с цирковыми журналами — родственники, коллеги не забывают
старого циркового актера. Рождественская поздравительная телеграмма
Дурова была для Самсона настоящим праздником.
...Когда он умер, английский журнал «Здоровье и сила» писал в
некрологе:
«Судьба А. Засса, бывшего русского казака, драматична и сенсационна.
В одном из сражений в 1914 году он раненым попал в плен к
австрийцам, затем бежал, но был пойман, две последующие попытки
также не были удачными. Когда его схватили в третий раз, его
заковали в цепи и посадили в крепость. Но даже оттуда ему удалось
бежать. Уже во время побега он продемонстрировал свое искусство,
разорвав цепи и разогнув железные прутья. Это составило часть его
будущих выступлений. В последние годы жизни занимался дрессировкой".
* * *
Во время Спартакиады народов СССР в одном из лучших
тяжелоатлетических залов Москвы была открыта выставка, посвященная
истории тяжелой атлетики. Экспонаты рассказывали о подвигах силы,
совершенных Поддубным и Крыловым, Гаккеншмидтом и Зассом, Власовым и
Жаботинским, Ригертом и Алексеевым и многими другими атлетами. У
портрета Александра Засса остановились два плечистых парня со
значками мастеров спорта. Они оживленно разговаривали. О чем? Мы
прислушались. Речь шла о традициях силовых выступлений - традиции
эти живы.
"Да, я зачитывался в юности Куприным, который дружил с Заикиным. Но
мою судьбу определил Гаккеншмидт! И это не преувеличение.. Мне
посчастливилось встретиться с человеком, который помог мне понять
себя и свою силу", - так писал Юрий Власов об одном из известнейших
атлетов старого цирка.
И подумалось: как важно, как хорошо, что наши парни идут к вершинам
мастерства прямым спортивным путем. На их пути никогда не
встречались ни деляги импресарио, ни хозяева цирков, обирающие
актеров. Им никогда не приходилось развлекать подвыпивших
посетителей балаганов и мюзик-холлов. Они служат благороднейшему
делу пропаганды физкультуры и спорта, совершенствования
человеческого тела. Об этом мечтали и Александр Иванович Засс, и
многие другие замечательные русские атлеты, выступавшие на
подмостках и аренах дореволюционных цирков.
